Дина Рубина: я уже НЕ вернулась в Россию

MIGnews.com

Недавно вышел в свет роман-комикс "Синдикат". К этому событию многие отнеслись неоднозначно. Пожалуй, впервые мнения разделились - кто роман ругает, кто хвалит, - но цифры продаж говорят сами за себя.

Когда вы писали "Синдикат", ваше предчувствие вам не подсказывало - как посмотрят на дело там, "наверху": вы же, по сути, этим романом дискредитировали не только Сохнут, но и три года вашей в нем работы - если она была действительно такой, какой вы описали ее в романе?

– Простите, как вы сказали - Сохнут? Какой Сохнут? Где вы отыскали в романе это слово? Это вас бесы кружат. Или, может, вы не догадались прочитать предуведомление автора, которое является частью романа?

И вообще, давайте сразу условимся: все, о чем мы будем вести речь, мы говорим, ориентируясь на читателя квалифицированного, правда? То есть на образованного, интеллигентного человека, умеющего отличать художественное произведение от репортерской заметки, на читателя, для которого я пишу свои книги. Иначе мне просто неинтересно продолжать эту беседу. Я ведь не отвечаю ни на анонимные письма в ЖЭК, ни на возмущенные требования общественности призвать к ответу, тем более что писатель ничего не должен ни общественности, ни ЖЭКу, ни какой-либо иной организации.

По поводу же моей работы в Сохнуте - безотносительно к роману "Синдикат" - смею вас уверить, что она была трудоемкой, отличной и весьма деятельной, что подтверждают всяческие грамоты и устные отзывы моего начальства, запечатленные в нескольких газетных статьях на сию трепетную тему.

Вы никогда прежде не писали в таком стиле и в таком жанре - роман-комикс, сатирический роман. Не кажется ли вам, что в "Синдикате" уровень литературы ниже, чем во всех ваших остальных произведениях? Не нанесло ли сатирическое начало вашего романа ущерб собственно литературной его составляющей?

– Во-первых, "комикс" вовсе не означает "сатирический". Достаточно заглянуть в словарь, трактующий это слово. Так что роман-комикс и роман-сатира - совершенно разные по жанру произведения. А в "Синдикате" к тому же огромное количество трагических страниц. Но я впервые слышу, чтобы сатирическое начало наносило ущерб литературной составляющей художественного текста. Оно всегда лишь украшает и обогащает текст. Опять-таки, мы ведь говорим о читателе, который знаком и с Салтыковым-Щедриным, и с Гоголем, и с Булгаковым, и со Свифтом, и с Ильфом-Петровым…да я замучаюсь всех перечислять…

Что же касается моих вещей, в них всегда присутствует, за редким исключением, гротеск, фарс - то, что вы назвали сатирой… Романы "Вот идет Мессия", "Последний кабан из лесов Понтеведра", та же повесть "Камера наезжает" - там все это весьма густо представлено. Что касается именно романа "Синдикат", то с удовлетворением, довольно редким для себя, я должна отметить, что это мое творческое достижение.

Роман весьма сложен в стилистическом плане: в нем 37 пересекающихся тем, невероятное число персонажей, масок, "плавающих" фигур; целых три Очарованных Странника, три ипостаси, три альтер-эго автора; там целый букет персонажей, которых нет в реальном текстовом воплощении, но которые, тем не менее, двигают действие романа…Там есть редко кем применяемое в литературе движение сюжета "напластованием тем" - так выстраивается композитором фуга…Там есть смешение форм…Словом, можно, конечно, поговорить о романе серьезно, но я догадываюсь, что это интервью для того не предназначено.

В любом случае, не стоит переживать за его судьбу. Только за последний месяц я получила предложение на его перевод от трех иностранных издательств. Да и судя по высоким его продажам, этот мой удачный ребенок способен постоять сам за себя, вне зависимости от того, довольны мои соплеменники его "литературной составляющей" или нет.

Каково ваше отношение к тому, что многие бывшие советские евреи (по утверждению израильской прессы - около 50 тысяч человек за последние пять лет), прекрасные специалисты, тонкие, душевные, интеллигентные люди, не сумевшие вписаться в восточную ментальность и израильскую действительность, вернулись обратно в Россию?

– А кто и на каком детекторе диагностировал эту их "самую тонкую душевную интеллигентную организацию" - израильская пресса? Это самый плохой диагност. Любая пресса в диагностике - швах. Опять-таки, что такое восточная ментальность и ментальность западная, кто определяет это? Сумеет человек "осуществиться" в совершенно новых реалиях или не сумеет - тому будет великое множество причин, в том числе и сугубо интимных. Все это - дело судьбы и предпочтений. Человек сам решает для себя, что для него тошнотворней: восточная ментальность или каменные рожи и постоянная угроза жизни и достоинству на улицах российских городов.

К слову, я только что вернулась из большой поездки по Штатам и Канаде. Если б вы видели, сколько бывших израильтян, переехавших в Канаду и Штаты, подходили ко мне после выступлений и признавались, что страшно тоскуют по Израилю!

Известно ли вам, что издательство "Эксмо", выпустившее ваш последний роман "Синдикат", одновременно запускает целую серию книг антисемитской направленности, которая так и называется - "Русский реванш"? Видное место в этой серии занимают труды малоизвестного в Израиле, но широко известного в России "властителя дум" Дугина. Ваша книга - на другом конце этой виртуальной книжной "полки", но полка-то одна!

– Послушайте, а наш с вами родной сионизм - на другом конце виртуальной полки с антисемитизмом, но полка-то одна! - можно и так патетически воскликнуть. Более того, в одной стране с нами живут преступники, мошенники, убийцы и прочие малосимпатичные люди. Вы не гнушаетесь состоять с ними в одной больничной кассе? Покупать товары в одном супермаркете? А, не дай Бог, приехав куда-нибудь в Эйлат, заселиться в номер, где они ходили по полу своими грязными, гнусными ногами?!

Давайте же не станем своей беседой радовать дураков и читателей желтой прессы. Никакой такой виртуальной полки не существует. Существует имя писателя, которое стоит под написанной им строкой. Вот за эту данную строку он и отвечает, и только за нее. Недавно на Тверской проходил митинг коричневой сволочи, с плакатами, со всеми полагающимися причиндалами. На одном из плакатов было четверостишие из известного стихотворения Бориса Слуцкого, знаете, - "евреи хлеба не сеют…" и так далее. И что же - призовем покойного замечательного поэта Бориса Слуцкого к ответу? Чехов, Антон Павлович, печатался у реакционного Суворина, а отвечал лишь за себя.

"Эксмо" - издательство огромное, самый большой концерн в России, включает в себя множество редакций и, в сущности, разных издательских коллективов. Или, как сейчас принято говорить, - разных проектов. В "Эксмо" издаются Улицкая, Петрушевская, Толстая и еще несколько десятков самых достойных имен. Этого мне достаточно.

Про красивую женщину говорят, что такой нужна красивая оправа: одежда, обувь, украшения и так далее. Хорошей книге, как и красивой девушке, на мой взгляд, тоже нужна красивая оправа: обложка, переплет, художественное оформление. Обложки книг "Несколько торопливых слов о любви", "Высокая вода венецианцев", "На верхней Масловке" и некоторых других украшают картины вашего мужа. Это ведь не случайно?

– Картина моего мужа - на обложке только книги "Несколько торопливых слов о любви", к остальным обложкам он специально делал рисунки. Случайно ли это? Боюсь, ничто не случайно в этом мире, даже то, что я от этого человека дочь родила.

Есть такое расхожее мнение, что брак убивает любовь. Вы можете подтвердить или опровергнуть эту сентенцию?

– Не знаю, я всегда как-то сторонюсь всех этих глубокомысленных вопросов. Не задумываюсь над ними. В институте брака пока не разочаровалась и, честно говоря, ни на каких аптекарских весах свою любовь или любовь ко мне мужа не взвешивала - ни с "самого начала", ни потом. Просто живем, как можем, и ничего, довольны оба.

Вы очень рано ощутили в себе свой писательский дар. И вы - великий труженик. Но писательский труд - в одиночестве, один на один с листом бумаги или экраном компьютера - это каторжный труд. Вы никогда не жалели, что выбрали именно его?

– Если б можно было выбирать, я бы, конечно, ничего такого трудоемкого не выбрала. Я по своей проклятой натуре люблю только на диване валяться и книжки читать. Как мне однажды Губерман сказал: "Старуха, если задуматься, столько книжек хороших есть - и на черта мы их пишем?" Беда только в том, что выбор, увы, не за нами, а за иными инстанциями.

Израильско-российский издатель Кабаков в своем интервью сказал, что в Израиле есть двое писателей, прекрасно интегрированных в российский писательский процесс: Игорь Губерман и Дина Рубина. Вы можете о себе сказать, что именно это обстоятельство позволяет вам жить исключительно литературным трудом?

– Кабаков пропустил еще одно имя - Анатолия Алексина. И все трое, помимо своей литературной деятельности, еще и много выступают. Это и позволяет жить своим трудом - литературным и… подыскиваю слово… эстрадным.

То, что вы - один из самых читаемых писателей во всем постсоветском пространстве, говорит о том, что среди книгочеев в России антисемитизм отсутствует. Вы согласны с этим утверждением?

– Нет, не согласна. Антисемитизм в России жив-здоров, никуда не делся, родимый. А то, что тебя читают, еще не показатель любви. Ко мне не так давно в Хартфорде, после выступления, подошел человек и рассказал забавный случай, который произошел с ним месяца два назад в России. Он сел в какую-то машину, и водитель, мрачный мужчина средних лет, сказал ему - мол, вижу по вашему лицу, что человек вы интеллигентный. Читаете, должно быть, много. Не посоветуете, что прочитать?

Тот простодушно говорит - ну, знаете, вот я люблю книги Игоря Губермана. Водитель на это мрачно: "Знаем Губермана!" "А вот еще Дину Рубину читаю…" Тот еще мрачнее и значительней: "Знаем Рубину!" И понес такое, такая злоба и черная ненависть из него поперла! Оказался член какой-то патриотической организации. Изучает, стало быть, нашего брата. Сказал напоследок: "Вот эти двое гадов самые опасные и есть! Они вначале вроде с понтом критикуют, насмехаются над жидами, а до конца книжку дочитал, смотришь, - опять жиды лучше всех!". Лично я жутко была довольна этим отзывом!

Интересно, а на вас действует магия ваших же слов? Вы не ловите себя на том, что "в жизни" цитируете сами себя?

– Боже упаси, разве я похожа на Нарцисса? Для меня великая мука вычитывать свои переиздаваемые вещи, что уж там о цитировании говорить. Просто в какие-то моменты, до написания, текст случается "проговаривать" на публике, на друзьях. Но это все входит в подготовительный этап работы - перед первой строкой на бумаге. После того как вещь написана, она, в сущности, перестает меня интересовать.

Многие сюжеты ваших произведений взяты из вашей собственной жизни. Например, в повести "Камера наезжает" описано ваше знакомство с вашим нынешним мужем, в повести "Вот идет Мессия" - история вашей репатриации, в повести "Я и ты под персиковыми облаками" - ваш пес Кондрат. Кстати, как он поживает? Как относятся ваши близкие к такой публичности вашей общей семейной жизни?

– Каждым перечисленным утверждением вы попали пальцем в небо. Начнем? В повести "Камера наезжает" знакомство с мужем придумано. Все происходило совершенно не так. Вспомните, Довлатов описывает ДВЕ совершенно разные ситуации знакомства со своей женой.
В романе "Вот идет Мессия" две героини. Которая - я? Никоторая. Две разные придуманные женщины. И даже пес Кондрат - хотя во многом тот самый, однако несколько иной все же, чем в жизни. Поживает он отлично, спасибо.

Никогда не принимайте на протокольную веру ничего из того, что описывает писатель. Не путайте его с журналистом. Разница между нами та, что ваша свобода заключается в том, что вы выбираете, по какой дорожке нашей действительности пройти, а я саму эту действительность мастерю вместе со всеми дорожками, ручейками-озерами. И придумаю ее такой, какой захочу увидеть. Художник всегда сам себе господь бог в приемлемых масштабах.

В одном из произведений вы сравнили себя с лавочником, который взвешивает прибыль и торопливо списывает убытки своей эмиграции. Вот уже четырнадцать лет вашей алие. Вы продолжаете это делать? Если да, то с какой целью? Если бы даже у вас убытки превысили прибыль, разве вы бы вернулись обратно? Так зачем же считать?

– А вы, опять-таки, о каких убытках говорите? О буквальных? Художественную ткань надо трогать осторожно. Она расползается при вынесении из контекста. И никогда не считайте, что писатель описывает свою жизнь. Каким бы ни казался откровенным его авторский голос, его личная внутренняя жизнь всегда за семью замками. Он использует какие-то приметы, какие-то детали, какие-то внешние факты жизни, - это да, но при этом создает из них же совсем иную художественную реальность.

А по поводу того, вернулась БЫ или не вернулась БЫ я…Послушайте, я уже НЕ вернулась в Россию. Я проработала там сейчас три года, все мои друзья занимают весьма серьезные посты в самых серьезных корпорациях, и издательских, и телерадио…Я сама получила несколько интересных предложений, и ничто не мешало их принять. Не говоря уже о направлении Америка - Канада. Там я просто могла бы совершенно спокойно получить гражданство по такому особому статусу, по какому получают его известные люди, персоналии энциклопедий. И однако в данный момент я сижу и гляжу в свое окно на свою Иудейскую пустыню.

24.12.2004 12-26