Первые лидеры возродившейся общины

Еврейский Обозреватель

Распоряжение царя Николая I от 2 декабря 1827 года о выселении евреев из Киева привело спустя несколько лет к разрушению городской еврейской общины. С той поры евреям разрешалось лишь временное пребывание в городе, каждый раз по особым разрешительным «билетам». При этом они не могли жить в городе там, где им захочется, — но только на территории специальных постоялых дворов, чьи владельцы получали привилегию от города. В этих импровизированных гетто царила немыслимая теснота и грязь. Однако всякий иудей, не зарегистрировавшийся в подобных постоялых дворах, подлежал немедленному аресту и выдворению из Киева.

Но со смертью сурового императора наступила эпоха реформ. Эта пора благотворно сказалась на отношении к евреям в Киеве. Начало новому периоду истории киевских евреев было положено 16 марта 1859 года. В этот день Александр II утвердил мнение Государственного совета «О предоставлении евреям — купцам 1-й гильдии и евреям — иностранным подданным права жительства и торговли вне черты постоянной оседлости евреев». Отныне любой еврей-коммерсант, удостоенный звания купца 1-й гильдии (для этого требовалось просто уплачивать соответствующий налог), пробывший в этом звании пять лет и чистый перед законом, мог селиться в Киеве так, как если бы черты оседлости не существовало. Мало того, с ним вместе право жительства предоставлялось его ближайшим родственникам, «в одном с ними капитале записанным» (т.е. не ведущим самостоятельного дела). И это еще не все: семья еврея-купца имела право привозить за черту оседлости одного приказчика или конторщика и четырех человек прислуги из евреев. Впоследствии, с появлением крупных торгово-промышленных фирм, допускалось иметь до десяти приказчиков.

Со временем число иудеев, имеющих право жить за пределами «черты», продолжало расти. К ним были причислены отставные солдаты, прошедший подготовку медицинский персонал, лица с высшим образованием. Таким образом, власти как бы отфильтровывали «полезных» евреев, для которых заведомо не составляло труда адаптироваться к нееврейской среде.

...Не сразу из нескольких семей, обосновавшихся в нашем городе, образовалась возрожденная община. Первыми евреями-киевлянами после длительного перерыва стали купцы первой гильдии Моисей Вайнштейн, Янкель Шкловский, Абрам Корницкий, братья Арон и Борох Райхи. Не теряя времени, они обратились к властям с просьбой о разрешении на постройку молитвенного дома и бани-миквы. Средства на это они хотели бы получить из остатков коробочного сбора.

Тут нужно объяснить, что такое коробочный сбор. Так называлась своеобразная система финансовых взаимоотношений между евреями и государством. Для того чтобы не было надобности взыскивать подати с каждого отдельно взятого еврея, практиковалась отдача на откуп частным лицам монопольного права ритуального убоя скота и птицы и продажи кошерного мяса. Откупщик сразу вносил государственным или местным органам власти сумму, обеспечивающую выплату всех еврейских повинностей для данного города или местечка, — это и был коробочный сбор. Потом он покрывал свои расходы и извлекал прибыль, делая «накрутки» на продажной цене мяса. Покупая мясо, всякий иудей как бы платил свою долю налога. Кстати, налог этот как бы автоматически приобретал характер прогрессивного: богачи в среднем употребляли значительно больше мяса, нежели бедняки, и их доля в общей сумме сбора также существенно повышалась.

С 1844 года, когда николаевское законодательство повсеместно ликвидировало кагалы, коробочный сбор как бы становился собственностью еврейской общины. Она уплачивала из откупной суммы подати в казну, а оставшиеся деньги употребляла для своих нужд. Но для Киева сложилась совершенно особая ситуация. Ведь наш город не входил в черту оседлости — значит, и коробочного сбора тут не могло быть. Зато с 1858 года, с момента отмены обязательных постоялых дворов (за монопольное право на содержание которых владельцы платили в городскую кассу 6000 рублей ежегодно) для Киева ввели особый «акцизный с кошерных предметов сбор». Формально он ничем не отличался от коробочного сбора. Однако в данном случае с откупщика требовали те же 6000 рублей, и их забирал себе город в компенсацию отмененного платежа за постоялые дворы. Остаток на потребности общины поначалу не предусматривался. Так и сообщили городские власти губернскому правлению в октябре 1860 года: «Сей сбор взимается в Киеве не с еврейского общества, потому что такового в Киеве нет, а вносится одним содержателем кошерных предметов купцом Баришпольским, а сим уже взыскивается с приезжающих в Киев по своим делам евреев с разных городов и губерний».

«Еврейского общества в Киеве нет» — утверждала киевская городская дума. Такое положение длилось до тех пор, пока в нашем городе не была введена должность казенного раввина. Казенными раввинами в царской России назывались должностные лица, выбранные еврейскими общинами и утвержденные губернскими властями. Они должны были окончить специальные раввинские училища, которые действовали в Вильне и Житомире. На них возлагалось приведение евреев к присяге в суде и при начале военной службы, ведение метрических книг, официальное представительство в административных учреждениях. Впоследствии распространилось иное название должности — общественный раввин; по мере приобщения евреев к высшему образованию требование об окончании раввинского училища соблюдалось не так строго.

В декабре 1862 г., фактически по рекомендации местного полицмейстера полковника Ивенсена, первым киевским казенным раввином был назначен купеческий сын из Бердичева Борух Ройзен. Губернатор генерал-лейтенант Гессе известил: «Принимая на вид, что по несуществованию еще в Киеве особого еврейского общества, в производстве выбора на раввина встречается невозможность, но, тем не менее, по жительству здесь евреев купцов постоянно и нахождению многих временно, и пребывание раввина оказывается необходимым, в особенности в настоящее время при предстоящем приеме рекрут и из евреев, притом усматривая, что Ройзен воспитывался во второстепенном еврейском училище, — никаких дел об нем по губернскому управлению не оказалось и соглашается исполнить должность до времени безвозмездно, я утверждаю его, Ройзена, раввином в Киеве, впредь до дальнейших распоряжений».

Но вскоре после этого фактически существующая в Киеве еврейская община дала о себе знать, проявила настойчивость и волю. Она, в лице группы «местных купцов евреев», выразила в письме к Ивенсену недоверие к кандидатуре Ройзена: «Как же, кроме привода к присягам, раввин должен исполнять все духовные и религиозные обряды евреев, как-то: обрезания, бракосочетания, расторжения браков, погребения умерших и тому подобных треб, так что раввин есть представитель духовных интересов наших и поэтому в сию должность должен быть назначен человек, пользующийся уважением общества, для которого он назначается и не иначе как по выбору оного, а купеческий сын Ройзен никаким уважением и доверием у нас не пользуется и духовным представителем нашим быть не может, тем более потому, что для этой вакансии мы имеем в виду людей из окончивших курс наук в раввинском училище, имеющих по всем условиям полное право на эту обязанность, то посему, настоящим прошением нашим заявляем, что мы к личности Ройзена никакого уважения не питаем...».

Возразить против этих резонов полицмейстеру было нечего. И 26 марта 1863 года на пост киевского казенного раввина вступил выдвинутый общиной Евсей Цуккерман, 22-летний выходец из Староконстантинова Волынской губернии, в ноябре 1862 г. окончивший Житомирское раввинское училище. Евсей Авраамович Цуккерман (1840– до 1917) занимал пост киевского казенного раввина свыше 35 лет, регулярно переизбираясь подавляющим большинством голосов (так, в 1897 году за него проголосовали 132 избирателя и только 7 против). Он сыграл выдающуюся роль в становлении еврейской общины нашего города, проведя ее через годы испытаний и невзгод. Некоторое время Цуккерман входил в состав гласных (депутатов) городской думы. Его неизменно привлекали к осуществлению важных общинных проектов; так, Евсей Авраамович состоял членом комитета по постройке собственных зданий Киевской еврейской больницы. Иногда обязанности казенного раввина временно исполняли другие; в частности, в 1870 году это право было предоставлено Хонону Добрускину.

Шолом-Алейхем поместил колоритное описание внешности Цуккермана в автобиографическом произведении «С ярмарки»: «Посетитель разглядывает киевского казенного раввина и сравнивает его с раввинами в маленьких местечках, которых ему приходилось встречать. Перед ним проходит целая вереница казенных раввинов, один из них плешивый. Все это замухрышки, маленькие люди. В сравнении с ними казенный раввин — величина. Они дикари против него, карлики. Киевский раввин — богатырь и хорош собой. Один только недостаток — он рыжий и, кроме того, тяжеловат на подъем: говорит не спеша, делает все медленно и думает медленно — человек без нервов».

В 1898 году Евсей Авраамович оставил должность — формально по состоянию здоровья, но есть сведения, что губернатору не понравилось какое-то его слишком смелое высказывание при открытии в Киеве хоральной синагоги. И в дальнейшем он оставался авторитетным лидером общины, избирался в различные представительства и комиссии. А по долговечности своего пребывания на посту киевского раввина Евсей Цуккерман вплоть до настоящего времени не имеет себе равных.

26.11.2003 13-21