Хореограф Борис Эйфман: «Онегин наших дней – типичный неудачник»

Новые Известия

У неподготовленного зрителя спектакли хореографа Бориса Эйфмана вызывают бурю эмоций, от восторга до полного неприятия. За 33 года существования его театра выросла целая армия поклонников и не менее внушительная армия ненавистников. Новая балетная драма маэстро сильно озадачила как тех, так и других: зачем он перенес героев пушкинского «Евгения Онегина» в нашу перестройку? После спектакля, который посетила гастролировавшая в Петербурге Мадонна, Борис ЭЙФМАН дал интервью «Новым Известиям».

– Спектакль «Онегинъ. On line» уже «прожил» пять месяцев. Насколько он созрел за это время? Что поменялось в нем за время «обкатки» на гастролях в США?

– Во-первых, теперь он просто «Онегин», забудьте о твердом знаке и об «On line». Во-вторых, я был готов к тому, что мою трактовку публика воспримет неоднозначно. Тем удивительнее, что он был очень тепло принят и в Петербурге, на мировой премьере 3 марта, и в Соединенных Штатах, где мы показали его 21 раз. В США спектакль посмотрела совершенно разная публика – и русскоязычная, и коренные американцы, и те, кто читал Пушкина, и те, кто с романом «Евгений Онегин» никогда не был знаком.

– Но в России на вас обрушился шквал критики: ценители Пушкина возмущены тем, что вы замахнулись на «наше все».

– Слава богу, что о моем творчестве до сих пор спорят – значит, я не забронзовел в свои 63 года. Кстати, «Онегина» в России не однозначно критиковали, большинство рецензий были положительными. А гастроли показали, что и в США наш спектакль воспринят был очень благожелательно. Он признан как самостоятельный вид балетного искусства, как произведение современного балетного театра.

– Правда ли, что у вас репетирует Диана Вишнева?

– Нет, она у меня, к сожалению, не репетирует. Но недавно я поставил маленький балетик для Коли Цискаридзе, премьера была в Америке. Балетик называется «Падший ангел», и он имел огромный успех. Коля будет танцевать его в программе «Короли танца» в Москве и в Петербурге в ноябре.

– Для вас Цискаридзе не староват?

– Нет, ну почему же? Мы рассматриваем возможность сотрудничества. Мы открыты для сотрудничества с теми звездами, которые хотят настоящей творческой работы.

– А его предпенсионный возраст?

– Ну, это всего лишь вопрос правильного выбора репертуара. Может быть, он староват для каких-то виртуозных, бравурных вариаций. Но он как артист очень талантлив и при правильно выбранном репертуаре украсит спектакль.

– Герои вашего «Евгения Онегина» выглядят чуждыми эпохе перестройки, но помещены именно в это время. Неужели эта эпоха для балета актуальна?

– Еще как актуальна! Она и началась-то с трансляции «Лебединого озера» во время путча. Заметьте, начало спектакля – в «лихих» 1990-х, а заканчивается действие в наше время. Там дистанция в двадцать лет! Думаю, что проблема того периода, его оценка – впереди. Это была колоссальная перестройка морали, этики, политики, экономики, всего-всего! Две революции пережиты Россией в XX веке: одна кровавая, переросшая в Гражданскую войну, а вторая внешне бескровная и не менее трагичная, жертвенная, чем революция 1917 года. «Перестроечная» – она ведь также затронула все слои нашего общества, все вывернула наизнанку. Я не даю оценку, положительное это было явление для общества или отрицательное. Скорее положительное. Но сам факт того, что перестройка прошлась катком по миллионам судеб россиян – тема для осмысления многих поколений художников, историков, аналитиков. Другое дело, какими первопричинами вызвано это обращение к теме.

– Вам-то, как художнику, перестройка дала главное – свободу?

– Абсолютно точно. И в то же время меня мучает то, что она породила массу трагедий и армию потерявшихся людей. Они не смогли себя реализовать, их называют лузерами, неудачниками! Причины могут быть разные, личные и объективные, но факт, что масса талантливых людей «сгорела» в жестких вихрях. Это очень трагично. Поэтому мне показалось, что история Онегина, как история неудачника, несостоявшейся личности, несостоявшегося счастья, как раз очень близка и нашему времени, когда рушились судьбы, устои. Пушкин написал энциклопедию русской жизни первой четверти XIX века, а я попытался рассмотреть хрестоматийную фабулу через мое искусство, перенеся своих воображаемых героев в Россию конца XX – начала XXI веков. Разумеется, можно любую попытку создания чего-то нового осуждать или, наоборот, восхвалять, но художник имеет право на свое видение.

– Более того, художник имеет право на острые оценки времени, событий, имеет право критиковать власть. Даже если он ошибается.

– Нет, я, например, ничего не осуждаю – я не прокурор. Как раз моя позиция в том, что я – художник.

– Так с кем вы, мастера культуры? С народом или с теми, кто принес страдания?

– Я не прокурор истории. Я размышляю о случившемся через свое искусство. А это искусство эмоциональных, духовных потрясений, выраженное средствами хореографии. Это, конечно же, не философия, не история, не правда жизни, понимаете? Это мое видение и художественная идея. Я хочу подчеркнуть, что даже историки ошибаются и даже они пишут неправду, создают лже-историю.

– Карамзин.

– А здесь – просто произведение искусства, оно имеет право на свою индивидуальную трактовку.

– Уже много лет в высказываниях иных старых диссидентов нет-нет, да и проскользнет: мол, у нас теперь все есть – продукты, одежда-обувь, а то и материальное изобилие, а вот идеалов почему-то не стало. Вечные ценности исчезли, их подменили тонкой имитацией, целлофаном. Вы согласны?

– Каждый выстраивает свою жизнь очень индивидуально. Кому-то нужно прийти в церковь послушать батюшку, чтобы он указал ему путь истинный. Кому-то достаточно взять умную книгу, почитать и как-то отойти от драматических реалий, в которых он живет. Кому-то важно просто растить ребенка и содержать семью, и в этом он видит свой идеал жизни. Кому-то нужно просто честно выполнять долг перед самим собой, потому что мы все пришли в этот мир не случайно. Я хочу сказать, что раз человек появился на этом свете не случайно, значит, в его появлении заложена какая-то идея. Значит, ему навязана какая-то сверхзадача, сверхцель, миссия! Вот если бы человек думал об этом, о том, почему из миллиарда случайностей выбран был он – тогда бы он по-другому относился к смыслу, цели, форме своей жизни. И тогда бы такой думающий человек легче нашел бы свои идеалы. А винить кого-то в их потере бессмысленно. Вот произошла перестройка, ушли коммунисты, пришли другие…

– …олигархи…

– Ну все-таки не олигархи, а люди с демократическими представлениями об устройстве общества. И вдруг у кого-то исчезли идеалы! Это абсурд. Это чисто наша, русская, реакция! Это еще тоже надо как-то проанализировать, чтобы понять. Вот была огромная православная страна. С глубокими духовными идеалами. Вдруг пришли коммунисты, и страна стала атеистическая. Прежние идеалы пропали, жестко и с кровью внедрены новые. А после перестройки мы все прежнее с радостью отринули, начинаем опять ходить в церковь, искать идеалы в Боге. Как же это печально, что человек ищет идеалы в соответствии с линией власти! Но может быть, человеку надо все-таки обращаться в первую очередь к самому себе? К себе как к посланнику Божию на Земле? Только поняв это, мы перестанем говорить о том, что кто-то у нас наши идеалы забрал. Можно вырабатывать идеалы, а можно, по старой привычке, принимать те директивы, которые «спускают сверху».

– Многие винят в наступлении эры бездуховности телевизор. Мол, пропаганда насилия, жестокости, шоу-бизнеса и площадного юмора перевернули сознание народа, обесценили его высокие устремления, привили бескультурье. Согласны?

– Телевидение у нас, если я не ошибаюсь, государственное. По крайней мере, два канала. И воспитание высокой культуры – это не личное дело художников, режиссеров, музыкантов, хореографов, писателей. Это государственная задача. Я думаю, что представители государственной политики в области культуры должны вместе с художниками на ведущих телеканалах создать некий баланс между валом попсы, комедийных программ и высоким искусством. Для серьезного, духовного искусства нужна постоянная «квартира» – собственная, не притесняемая бизнесменами, которые даже едва не закрыли программу «Спокойной ночи, малыши», уверяя нас, что она не выгодна. Вот так же убыточны, возможно, наши потрясающие спектакли или симфонические концерты, но они нужны людям, как лучшее лекарство от духовной комы.

– Почему бы вам, как творческому диктатору, прямо не призвать прикрыть телевизионную «дрянь» и перечислить, что именно? Те же кровавые сериалы?

– Я бы многое прикрыл. У меня растет сын, вкус которого, к сожалению, на нашей телепродукции испортился. Я это все переживаю лично. Но я не могу рекомендовать что-то прикрыть. Потому что в свое время было очень много желающих прикрыть мой балет. Поэтому я говорю не о том, чтобы прикрыть, а о том, чтобы открыть! Открыть возможность серьезному искусству пробиться, получить доступ к массовому зрителю.

– Вот на этот упрек у специально обученных людей всегда готов ответ: у вас есть телеканал «Культура»!

– И какому мизерному проценту населения страны доступен этот канал? Нет, культуру нельзя загонять в резервацию, дайте выход на массового зрителя! А уж потом посмотрим, действительно ли россияне так категорически не хотят общения с высоким искусством? Действительно ли они предпочитают безумно хохотать над пошлыми репризами? Или они просто лишены возможности посмотреть, скажем, спектакль Додина или Фокина, познакомиться с творчеством Могучего, послушать дирижера Темирканова? Телевизионный зритель сегодня чаще всего не имеет права выбора, потому что на него идет такое мощное давление массовой культуры, что у него, бедняги, даже нет желания, да и потенции общения с высоким искусством. Поэтому помочь новым поколениям жителей России узнать и понять, что есть другое искусство, дать им обрести этот культурный кругозор – необходимо. Это бы создало нормальный, здоровый баланс интересов.

– Еще один «плод» демократии и глобализации – экономический кризис. В Нью-Йорке, например, на 10 процентов сокращена труппа Баланчина. Как вы относитесь к этой тревожной тенденции?

– Мне сейчас трудно судить о том, как переживают мировой экономический кризис творческие коллективы. Потому что в моем коллективе неожиданно случилась прямо противоположная ситуация. Мы только что впервые получили грант российского правительства, подписанный премьер-министром Владимиром Путиным.

– Вот это приятная неожиданность! Не зря вы всегда называли систему распределения поддерживающих грантов величайшей несправедливостью.

– Поэтому, с одной стороны, конечно, кризис, а с другой – вдруг колоссальная поддержка государства! Моему театру исполнилось 33 года, но как раз сейчас я себя наиболее комфортно чувствую в Петербурге. С большим вдохновением живу и работаю. Никогда прежде я не чувствовал такой поддержки, такой востребованности и властью, и зрителем. Мы именно сейчас запускаем два глобальных проекта: я создаю свою балетную школу – академию, и уже утвержден проект нашего будущего Дворца танца. Эти два проекта дадут возможность создать в Петербурге уникальный мировой центр хореографического искусства.

– Президент Дмитрий Медведев любит рок – Black Sabbath и Deep Purple, его любимый исполнитель – Оззи Осборн. А вдруг он не любит балет, оперу? Он бывает на ваших спектаклях?

– Я думаю, что и президент Медведев, и премьер Путин очень любят музыкальное искусство. Я знаю, что у Путина две дочери занимались музицированием, играли на скрипках. Однозначно семьи эти ходят в филармонию, в оперный театр.

– А когда они были на ваших спектаклях в последний раз?

– Я думаю, они ходили, когда оба жили в Петербурге. В последнее время нет, не посещали. Конечно, художественные пристрастия первых лиц государства в России всегда были очень важным сигналом. И мне нравится то, что при президенте России создан отменный творческий совет. В него входят великие российские дирижеры, музыканты, режиссеры. Вот они-то и должны более активно формулировать свое отношение к тому, что происходит в отечественной культуре. Не нужно брать примеров с Запада, ни хороших, ни плохих. Надо создавать свою политику во всех сферах жизни, свою, основанную на наших духовных ценностях, на нашей русской культуре.

06.08.2009 15-06