Александр Друзь: «Жигуль» меня вполне устраивает

Собеседник

«Дочь буквы знала еще до того, как говорить научилась»
— Александр Абрамович, ваша раскладушка еще цела?
— О чем это вы?
— Слышал, хранится у вас такой раритет.
— А, понятно. Да, папа привез раскладушку с войны, и она до сих пор вполне в работоспособном состоянии. Лежит дома в кладовке, но мы ею не пользуемся, особой нужды пока нет. Если гости приедут, можно, конечно, будет ее расставить. А почему вас именно раскладушка интересует? У нас и патефон старый имеется, и игрушки, которыми я еще в детстве играл, а потом и мои дети. Кстати, и елочные украшения пятидесятых годов, очень красивые, до сих пор хранятся.
— О, да вы бережливый человек!
— Елочные игрушки потихонечку бьются. Так что не особо-то и бережливый.
— Плюшкиным вас никто не называет?
— Я не тащу в дом всякую дрянь. Просто не понимаю, зачем выкидывать вещь, которую еще можно использовать. Это ведь не костюм, который из моды выходит. По этой же причине в нашей домашней библиотеке до сих пор хранятся мои любимые детские книжки.
— Что за книжки, Александр Абрамович?
— Михалков, Носов, Житков...
— Слышал, вы начинали читать дочкам книги сразу, как только их привозили из роддома. Не этих ли авторов?
— В том числе и этих. Но читал их не сразу после рождения дочерей, а начиная с трехмесячного возраста.
— Дети понимали вас?
— Я не знаю, понимали или нет. Но слушали и не скандалили. Потом что-то из того, что мы им читали, они стали рассказывать наизусть, когда научились говорить. Инна первым рассказала «Телефон» Чуковского. Однажды мы читали это стихотворение: «У меня зазвонил...» Сделали паузу. «Телефон», — сказала Инна. Она вообще начала читать в три года. Мы ей буквы рано показали, она их знала еще до того, как научилась говорить — показывала пальцем на ту букву, которую мы называли. А заговорила поздно — ленилась. Когда процесс пошел, стала читать книжки своей младшей сестре Марине.
— Одаренные дети, все в папу...
— Просто мы занимались детьми с младенческого возраста. Думаю, такой эксперимент можно провести с любым ребенком.
— Не скромничайте, без наследственности тут явно не обошлось. Расскажите, кстати, как жилось умному ребенку Саше Друзю?
— Нормально жилось. В садик я, правда, не ходил. Со мной сидела мама, потому что бабушек рядом не было, а папа много работал. Мама начала работать, только когда я пошел в школу. Учился нормально, но особо выдающихся результатов не показывал.
— А кажется, что умный человек в детстве обязательно был «ботаником».
— Необязательно. Я дрался, бегал, гонял в футбол, как и все мальчишки. Ходил купаться на стадион — бывший Ленина, теперь Петровский. Там были пруды, в которых сейчас купаться нельзя, а мы специально шли пешком через всю Петроградскую сторону только для того, чтобы понырять. Никто мне козу не делал: «А, раз ты отличник, получай...» Тем более что я отличником-то никогда и не был. Когда поступал в вуз, средний балл в аттестате оказался 4,75. Так что ни на золотую, ни на серебряную медаль я не тянул. А вот Ленинградский институт инженеров железнодорожного транспорта закончил с красным дипломом.
— Лукавите: одна четверка у вас в дипломе все-таки была — по политэкономии социализма.
— Знаете анекдот: «Чем отличается капитализм от социализма? При капитализме существует эксплуатация человека человеком, а при социализме — наоборот». Странная, вообще говоря, была наука: та же политэкономия капитализма, но все называлось другими, облагороженными терминами. Там еще и личный конфликт с кафедрой политэкономии случился. На выпускном экзамене мне хотели влепить тройку, но поскольку я знал предмет на пятерку, остановились на четверке.
— Вас воспитывали родители. Считается, если за дело берутся бабушки, это не очень хорошо отражается на развитии ребенка. Вы согласны?
— Не знаю... Моих детей, например, воспитывала в том числе и бабушка, теща, царствие ей небесное. И не замечаю никаких патологий. Наверное, все очень индивидуально. В конце концов, если не баловать ребенка, то все равно, кто им занимается. Главное, чтобы была поставлена какая-то цель. В нашей семье, например, было заведено каждый день в обязательном порядке три-четыре часа гулять, а перед сном читать детям книжки. Самые разные — начиная с Пушкина и заканчивая Войновичем. Даже когда они научились читать сами и уже ходили в школу, мы продолжали эту традицию. Предлагали: «Есть интересная книжка. Хотите, почитаем?» — «Давай!» Если в процессе чтения книга казалась детям неинтересной, ее откладывали и возвращались к ней позднее. Нельзя читать ребенку то, что он не понимает.
— А дети задавали вам вопросы, на которые вы не могли ответить?
— До сих пор мы действуем по принципу: перед тем как задать вопрос, попробуй сама найти ответ. Если встречается незнакомый термин — открывай словарь. Только потом подключаюсь я. Но когда Марина и Инна были маленькие, мы им, конечно, объясняли все так, как понимали сами. Какие-то философские понятия — любовь, дружба... Но никогда не говорили: «Вырастешь — узнаешь».
«Перед смертью Ворошилова говорил с ним по телефону»
— В телеигру «Что? Где? Когда?» вы попали в 1981 году, написав письмо на телевидение. Супруга знала об этом?
— Даже больше — она переписывала это письмо, потому что у меня ужасный почерк. Я только поставил в конце письма свою подпись.
— Неужто не возражала?
— Сейчас Лена говорит: если бы предполагала, что все так закончится, была бы против. А тогда не спорила. Мол, пишет да пишет, ничего из этой затеи не выйдет. А как только я сел за игровой стол, стало поздно что-либо предпринимать.
— Говорят, Ворошилов мало кого из знатоков близко подпускал к себе. Какие у вас были с ним отношения?
— Он мог позвонить или позвать в Москву, чтобы посоветоваться насчет своей какой-нибудь идеи. Но это ни о чем не говорит. Если, например, Владимир Яковлевич придумывал какое-то новшество, он собирал мнения многих знатоков, не только мое. Когда он придумал игру за несколькими столами, он обкатал сначала эту идею на ленинградских клубах в 1987 году. Посмотрел, как все это выглядит вживую, и, судя по тому, что такая игра в следующем году появилась на телевидении, ему понравилось. Трудно определить наши отношения с Владимиром Яковлевичем каким-то одним словом. Я относился к нему хорошо. Что было с его стороны — не знаю.
— Он был деспотичным человеком?
— Скорее требовательным. Требовал, чтобы работа была выполнена качественно. В этом плане, кстати, я точно такой же деспот, но уже по отношению к самому себе.
— Правда, что вы звонили ему буквально перед его смертью?
— Я был последний, кто разговаривал с ним по телефону. Мы ежегодно организуем Кубок губернатора Санкт-Петербурга по игре «Что? Где? Когда?», на который я постоянно приглашал Владимира Яковлевича в качестве гостя. До турнира оставалось больше месяца, но мне вдруг захотелось ему позвонить. Жена возражала: «Зачем ты будешь беспокоить человека?» А я уперся: «Хочу выяснить, приедет он или нет. И вообще узнать о его самочувствии». Мы с ним поговорили. Он сказал, что чувствует себя превосходно и на Кубок обязательно приедет. А через два часа после нашего с ним разговора позвонил мой коллега по клубу Виктор Сиднев и говорит: «По радио только что передали — Ворошилов умер». Я говорю: «Ерунда, опять напридумывали, только что с Владимиром Яковлевичем разговаривал». А еще через час позвонил Андрей Козлов, и выяснилось, что это действительно правда.
— Говорили, что после смерти Ворошилова не будет и игры. Такое было возможно?
— Нет. Игра, которую придумал Ворошилов, пошла в народ: десятки тысяч человек в нее играют и хотят ее смотреть. О какой смерти тут можно говорить?
— Вы меня пугаете. В таком случае можно предположить, что и «Поле чудес» никогда не умрет.
— А что в этом плохого? «Поле чудес» — своеобразный кроссворд, который придуман не авторами этой игры. Впервые, кстати, кроссворд был напечатан еще в 1913 году. И любителей кроссвордов по всему миру множество, в том числе и в России. Но что произойдет с самой программой, если уйдет ведущий, дай Бог здоровья Леониду Аркадьевичу, не знаю.
— Надеюсь, она станет лучше. У меня, знаете ли, глубокая неприязнь к той клоунаде, которую он разводит во время игры.
— Пускай зрители лучше смотрят программу «Окна»? Там, кстати, тоже клоун, но в гораздо худшем исполнении. Мне, например, очень интересно смотреть, как Якубович и игроки общаются друг с другом. Он в этом общении очень органичен. Конечно, эту игру нельзя назвать интеллектуальной, но не нужно к ней относиться со снобизмом. У нее есть своя аудитория, и достаточно большая. Думаю, эти же люди смотрят и «Что? Где? Когда?» Не поверите, но у нас достаточно широкий слой зрителей — от бомжей до академиков.
— Не поверю. Откуда у бомжей телевизор?
— Понятия не имею. Но если человек, который трясущимися руками покупает в ларьке пиво, видя меня, рвет на груди рубаху и просит расписаться на майке, которую не стирал, наверное, полгода, — значит, он все-таки смотрит «Что? Где? Когда?»
— Расписались?
— Если человек просит автограф, не вижу причин отказывать ему в этом.
«Некоторые по несколько лет извиняются за подставу»
— Почему мало кто знает, что теперешний ведущий телеигры — Борис Крюк? Ворошилова знали все.
— Потому что народ выключает телевизор, не досмотрев титры, что на самом деле неправильно. Нужно смотреть от начала и до конца. А если есть возможность, то и пересматривать — в повторе или в записи. Можно увидеть много интересного.
— Уж не трения ли между игроками вы имеете в виду?
— Нет, хотя, как и в любом коллективе, есть люди, которые любят и не любят друг друга.
— Вы однажды признались, что с некоторыми игроками вам неприятно находиться в одном помещении...
— Их немного, но они есть. И я охотно верю, что и среди остальных игроков есть такие, которым неприятно находиться в одном помещении со мной.
— Интересно, чем Александр Друзь может вызывать неприязнь?
— Ну, не знаю... Вот я седой и толстый — может, это кому-то не нравится. Дело-то житейское. Мне, допустим, претят люди, которые высказывают реакционные взгляды и могут поступить нечестно по отношению к своим коллегам по клубу. С такими я никогда не сяду в одну команду, хотя очень люблю играть. Кто-то, наоборот, мне глубоко симпатичен — отношения с этими людьми переросли в настоящую дружбу.
— У вас на самом деле были напряженные отношения с Поташовым?
— Неправда. У нас никогда не было напряженных отношений с Максом Поташовым. Он неоднократно бывал у нас в гостях. В Москве, правда, я до него еще ни разу не доезжал, он живет не слишком близко от центра. Или вы хотите спросить, не с Поташовым ли мне неприятно находиться в одном помещении? Нет, не с ним.
— В детстве, когда смотрел «Что? Где? Когда?», все мучился вопросом: как команда отыгрывается на том, кто при счете 5:5 ответил неправильно?
— Я никогда не слышал, чтобы кто-то не общался с кем-то только из-за того, что тот дал неверный ответ. Гораздо больше переживает игрок, который ответил неправильно. Был случай, когда человек на протяжении нескольких лет извинялся перед остальными игроками за то, что однажды подставил их. Хотя те уже и думать давным-давно забыли об этом.
«Последний раз свой IQ измерял еще в институте»
— Знаете, очень многие негативно отнеслись к тому, что игра стала вестись на деньги.
— Это от непонимания. Лично я радовался, для меня это означало только одно: я смогу купить любую книгу, которая мне нужна. Раньше ведь достать интересный экземпляр можно было только по блату, на черном рынке, книги распределяло общество книголюбов. А должно быть так, чтобы я сам мог купить ту книгу, которая меня интересует. Даже за очень большие деньги. На мой взгляд, высказывания сторонников так называемой духовности, будто книги — это хорошо, а деньги — плохо, абсолютный бред. С духовностью что-то не так, когда книги являются призом.
— Но деньги от игры не отвлекают?
— Участие в программе «Что? Где? Когда?» — не способ пополнить кошелек. У каждого игрока есть своя работа. Я, например, руковожу программой на петербургском телевидении.
— Смокинг, кажется, до сих пор в прокате берете?
— Смокинг давно свой, купил его лет восемь назад. У меня нестандартная фигура, из-за чего подобрать смокинг было очень сложно, поэтому пришлось купить. Замечательная одежда — стильная и легкая.
— Кроме игры, куда его надеваете?
— Надевал как-то в Мариинский театр, потому что считаю: в Мариинку нужно ходить только в смокинге. В результате в театре было два таких идиота — я и еще один зритель. Большинство же составляли не слишком трезвые молодые американские туристы в майках, джинсах и бейсболках.
— Ощущаете собственную узнаваемость во время таких вот выходов?
— Пока отделываюсь легко. Чаще всего просят автографы и показывают пальцем: «Смотри, смотри, Друзь пошел!»
— По городу передвигаетесь на общественном транспорте или как?
— Бывает — на общественном, но чаще «или как» — на автомобиле.
— Уж не на том ли, что вы выиграли в «Своей игре»?
— Это его остатки. Я выиграл дорогую иномарку, но взял деньги. Купил «Жигули», а на оставшиеся мы с семьей съездили в Париж и потратили на всякие разности.
— Понятно, поддержали отечественное. Оправдало себя авто?
— Оно ездит, это главное. Правда, машина уже старая, ей восемь лет. Хочется поменять ее на что-нибудь посвежее.
— На этот раз — на иномарку?
— Пока не знаю, посмотрю по деньгам. Очевидно, есть машины лучше. Но «Жигуль» меня вполне устраивает. Я езжу в основном по городу, а в пробках большой скорости не надо. К тому же если машину задели, то ее не так жалко, за пару тысяч рублей можно быстренько привести ее в чувство. В общем, надо поддерживать ее в хорошем состоянии, и тогда она будет ездить.
— А интеллектуальную форму нужно поддерживать?
— По сути «Что? Где? Когда?» — интеллектуальный спорт, поэтому вопрос формы достаточно важен. Поддерживаю ее за счет участия в разных нетелевизионных турнирах. Лично мне очень сильно помогает тренерская работа с детьми. Я веду кружки интеллектуальных игр в различных школах, в частности в той, где учились мои дети.
— Вы когда-нибудь измеряли свой IQ?
— Очень давно, еще в институте. И абсолютно не помню свой коэффициент. Но думаю, что с тех пор он сильно уменьшился

05.12.2003 13-56