Александр Бородянский не любит юбилеи
Полина Лимперт MIGnews.com
Автор сценария – профессия неблагодарная. Ведь если режиссеров знают и помнят, то фамилии тех, кто написал киноисторию, бесследно проплывают в титрах на экране и в памяти не задерживаются. Редкое исключение составляли и составляют мэтры этого жанра – Григорий Горин, Эмиль Брагинский и наш сегодняшний гость Александр Бородянский.
Его знают, ему доверяют. Его имя – залог успеха фильма, сулящий зрительскую любовь и премии на кинофестивалях. За его плечами – сценарии более чем к восьмидесяти фильмам. Начиная с самого первого – "Афоня", который получил премию на конкурсе Центральной сценарной студии Госкино СССР, – каждый его сценарий был воплощен на экране. Бородянский - заслуженный деятель искусств России и дважды лауреат Государственной премии. Его сценарии привлекают самых именитых кинорежиссеров – Георгия Данелию, Карена Шахназарова, Николая Досталя и других; в картинах по сценарию Бородянского почитают за честь сниматься самые популярные актеры.
В результате получается великолепное, зрелищное, профессиональное кино, любимое и критиками, и зрителями: "Афоня", "Мы из джаза", "Дамы приглашают кавалеров", "Зимний вечер в Гаграх", "Город Зеро" и многие, многие другие.
В последнее время Бородянский не только пишет, но и сам снимает кино – фильмы "Сны" и "Чек", и, кроме того, преподает сценарное мастерство во ВГИКе.
А еще ему недавно ему исполнилось 60 лет…
– Как юбилей отпраздновали?
– Никак. Я вообще не понимаю, что такое юбилей. Подводить итоги?.. Устраивать по поводу того, что тебе исполнилось столько-то десятков лет, вечера и банкеты?.. Чушь какая-то. Вот, президент прислал мне поздравительную телеграмму. Там написано, что я – классик. Но это смешно, я к этому так и отношусь – с юмором.
– Вы как-то плавно и незаметно перешли из того времени - в это. Вы по-прежнему работаете по специальности, востребованы, и даже поднялись в должности, вы ведь заместитель генерального директора киноконцерна "Мосфильм"?
–Я еще был членом коллегии Госкино. Сейчас - секретарь Союза кинематографистов, вице-президент Академии кинематографических искусств и наук, но от всех должностей постепенно "избавляюсь". С должности заместителя Генерального директора уволился давно, да и занимал-то ее всего лишь год, потому что меня об этом попросили – нужно было не дать приватизировать "Мосфильм". Сейчас остаюсь членом правления "Мосфильма" и советником гендиректора (при этом пять лет нахожусь в отпуске и зарплату не получаю), и когда надо – ему помогаю, потому что он - мой друг Карен (Шахназаров – Генеральный директор киноконцерна "Мосфильм", с которым Бородянский давно и более чем успешно сотрудничает).
– Вы всю жизнь проработали на "Мосфильме"?
– Тридцать лет. "Мосфильм" – моя жизнь, это правда. Так получилось, что на "Мосфильме" я всегда должности занимал. Но практически никогда не получал зарплату, кроме, быть может, первых нескольких лет, когда мне пришлось пойти работать на "Мосфильм", что называется, "по лимиту" – чтобы получить прописку. Как только я получил прописку, то сразу уволился.
– Бытует мнение, что, становясь известным, человек меняется в худшую сторону, ведет себя заносчиво и высокомерно. Как вы считаете, посты и должности, слава и власть – они портят людей?
– В большинстве случаев, к сожалению, портят. Но вообще я считаю, что характер человека не меняется, просто он проявляется в зависимости от обстоятельств. Например, я знаю одного режиссера: когда он был зависим от вышестоящих инстанций и от более опытных коллег, он сдерживал свои дурные качества. А когда сам стал известным и независимым, стал позволять себе хамить и грубить подчиненным…
– А ваш характер с течением времени и с получением очередных званий и постов не менялся?
– Мне трудно себя судить, со стороны оно виднее. Мне кажется, что нет. Я, может быть, стал более раздражительным и менее терпимым. Раньше я ко многим вещам относился с иронией, теперь, когда меня не понимают со второго раза, я начинаю раздражаться.
– Мне кажется, что у сценариста роль незавидная, с ними кино обходится несправедливо. От сценария зависит, что будет снимать режиссер, что – играть актеры, каким, в итоге, получится кино – а сценаристов не знают.
– Это – особенность нашей профессии. Даже сами сценаристы не всегда знают работы своих коллег. Со мной та же история – знают фильмы, которые я сделал, но не всегда знают, что это именно мои сценарии. Но я выбрал такую профессию, прекрасно зная, на что иду. Для меня главное, чтобы кино получилось хорошим.
– Неужели вам не хотелось разделить известность и славу с режиссером и актерами, которые часто "утром просыпались знаменитыми" после премьеры фильмов, сценарии к которым написали вы?
– Я в кино пошел не ради известности, иначе действительно стал бы не сценаристом, а актером. Я снимался несколько раз. И мне даже предлагали главные роли. Для многих режиссеров, с которыми я дружу многие годы, большое значение имеет естественность – чем актер естественнее, тем лучше получится роль. Они считали меня очень естественным, и считали, что так же я буду выглядеть и в кино. Но я ведь знаю, что я не актер, поэтому и отказывался.
– Откуда произрастает такой специфический литературный жанр, как сценарий фильма?
– Начиная писать сценарий, я не планирую ни перипетий сюжета, ни финал. Я пишу фильмы, а не литературные произведения. Я не считаю себя писателем – я только записываю кино, о котором мечтаю. Мои сценарии рождаются неизвестно откуда. И когда пишу сценарий, не могу сказать, о чем он вообще будет – сам этого не знаю.
– Кого вы считаете своими творческими "родителями"? У кого вы учились сценарному делу?
– Во ВГИКе у меня было два мастера: Илья Вениаминович Вайсфельд и Вера Владимировна Тулякова. Так вот, Илья Вениаминович разделил нашу группу пополам. С одними, которых он считал более интересными и способными, он занимался сам, других, в том числе и меня, отдал Вере Владимировне. Я до сих пор помню ее уроки.
– Как появилась история про Афоню?
– Когда я учился в институте, я должен был написать курсовой сценарий. Надо было сказать своему мастеру, о чем я буду писать. Одно время я работал маляром. И вот я стал рассказывать про своего героя, которого перевел из маляров в сантехники (я сделал это сознательно – сантехник был тогда "культовой" фигурой, кроме того, появлялось больше возможностей проявлять героя: он же должен был ходить по домам, по квартирам, разговаривать с разными людьми): кто этот сантехник, как он живет, пьет и т.д., а в конце – я так видел – из-за него героиня кончает жизнь самоубийством. Так я это себе тогда представлял. На мастера моя идея особого впечатления не произвела. А у меня в голове с тех пор все время вертелись сцены, в которых мой герой разговаривает, шутит... Только не Куравлев мне представлялся, а молодой Никулин. Что из моего сценария получится фильм, я и представить тогда не мог...
– Но "Афоня" не заканчивается так трагически, как вы себе это представляли. Или концовку фильма изменил режиссер?
– А в сценарии и не оказалось задуманного трагического конца героини.
Мои герои сами "ведут" меня. Вот если бы я начал про вас писать, я не мог бы изобразить вас другой. Должна же быть какая-то внутренняя логика того или иного поведения персонажей, развития сюжета. Что-то о своем персонаже, особенно если он "списан" с конкретного человека, я знать могу. Может, у меня ошибочный образ создался, но он создался, и я не могу писать портрет, противоречащий тому, что у меня уже сложился. Добрый персонаж не может вдруг ни с того ни с сего начать совершать злые поступки. Этому должно быть какое-то обоснование.
– "Афоня" был вашим дебютом, и сразу - такой успех! Как вы к этому отнеслись?
– Никак. Я почти всегда участвую в процессе создания фильма. Режиссеры меня зовут на съемки. Я не отбираю актеров, но со мной советуются, и мы вместе решаем, кто будет играть. Я и в монтажной часто сижу. Поэтому я не могу фильм со стороны смотреть. Не мог я глазами простого зрителя смотреть "Афоню".
–А какие фильмы по своим сценариям вы любите больше всего?
– У меня два самых любимых фильма: "Город Зеро" и "День полнолуния".
– А вот публика больше любит, например, "Мы из джаза" и "Зимний вечер в Гаграх". Почему, интересно?
– Трудно сказать. Вот почему любят именно эту женщину, а не ту, хоть та, быть может, и красивее?
– Вот и объясните - почему?
– Не могу. Вот как объяснить, почему только я женился на моей жене, хотя она нравилась многим?..
– Вы помните, как познакомились со своей будущей женой?
– Да. Мы жили в Воркуте в одном доме, мой младший брат учился с ее старшим. У нас разница в возрасте – пять лет. Вроде и небольшая, но когда мне было 18, ей – 13, совсем девочка. Я на нее и внимания не обращал. Я ушел в армию, прослужил в Венгрии три года в ракетных войсках, и однажды она мне приснилась. Я не мог понять – почему? Она же еще девчонка, пигалица. И я подумал: а может, это было знамение, знак свыше?
Я написал письмо домой брату и спросил о ней. Он мне отвечают, что она уже закончила школу и уехала учиться в Ленинград. Я и подумал, что сон не в руку. Возвращаюсь из армии домой – и через два дня приехала и она – бросила институт. Пришла к нам в гости – и я увидел красавицу. Это действительно так, она очень красивая женщина, это вам все скажут. Вот так все и получилось.
– Я хочу вернуться к вашей профессии. Изменилось время, и, может быть, изменился социальный заказ? Те герои, которые были интересны тогда, уже не интересны сейчас?
– И время требует других героев, и социальный заказ изменился, но вместо социального заказа в наше время есть заказ продюсера, и это – к сожалению. В советские времена, плохо это было или хорошо, существовало Госкино, которое, реагируя на критику ЦК КПСС, требовало от кинематографистов отражать жизнь рабочего класса, деревни, создавать комедии. И мы были вынуждены делать это, нравилось нам это или не нравилось. И получались неплохие фильмы!
Теперь есть продюсер, и он диктует: я люблю это – делайте это, хочу сериалы – делайте сериалы. Разве наш народ хочет фильмы только про бандитов смотреть? Я в это не верю, это неправда.
– Я знаю многих культурных, интеллигентных людей, которые не смотрят кино про бандитов, даже такие культовые сериалы, как "Бригада" и "Бандитский Петербург". Но, это снимают, значит, это кому-нибудь надо?
– И я не видел эти сериалы. Я их не ругаю, но я начал смотреть – и меня это не заинтересовало. А кому-то, может, интересно. А то, что такие сериалы снимаются на криминальные деньги, – это неправда. Ни один фильм на них не снят. Наоборот, я думаю, что если бы такие фильмы снимали бы на бандитские деньги, может быть, тогда бы фильмы про бандитов были бы интересными.
– Говорят, что в Москве наличествуют все признаки того, что зритель возвращается в кино. Вы видите в Москве признаки такого пробуждения?
– Ходить в кино стали больше – это да. Я не пророк, но могу предсказать: если в стране будет хотя бы тысяча кинотеатров – почти каждый фильм будет окупаться. И тогда в кино начнут вкладывать деньги, и тогда появится кино, пользующееся зрительским успехом.
Таких фильмов всегда было очень мало. Но, чтобы они были, нужно, чтобы снималось много картин. В советское время снимали 125 фильмов в год. Пять из них пользовались огромным зрительским успехом, и коммерчески окупали себя и еще 120 других, которые не пользовались таким успехом. Но это – закономерность в кинопроизводстве. Так происходит в Америке, так происходит везде.
Но не все так просто. У нас новые фильмы показывают по телевизору, чем подрубают на корню его возможный коммерческий успех в кинотеатрах. Зачем идти в кино, все равно его по телевизору покажут? Причем, показывают почти сразу же после премьеры. Во многих странах по закону существует срок, в течение которого фильм не может быть показан по телевизору. Это сделано для того, чтобы сначала собрать кассу в кинотеатрах. Не случайно ведь мерилом успеха фильма в Америке является его кассовый сбор в первую неделю проката. Как же может быть такой критерий успеха фильма у нас?
Кроме того, если раньше кино было практически единственным развлечением у советских людей, особенно в российской глубинке, сейчас появилась масса других: дискотеки, клубы, бары, я уж не говорю про компьютеры с играми и интернетом. Люди стали по-другому жить.
– Бывают ли в вашей жизни комические ситуации, над которыми вы потом долго смеетесь?
– Я вообще люблю посмеяться – над всем, что нахожу смешным. Это и в сценариях отражается. А комических ситуаций было – хоть отбавляй. Например, я имею некоторое сходство с Александром Розенбаумом, и меня часто принимают за него. Как-то раз плыл на теплоходе со съемочной группой, мы обедали в ресторане. Вдруг присылают на наш стол ящик водки, а потом подходит даритель и говорит мне: "У нас сегодня вечером концерт, споете пару песен?". Я ему – мол, да у меня ни слуха нет, ни голоса!.. А он смеется: ну, Розенбаум, ну шутник!..
– Что поддерживает в вас силы жить и работать?
– Мне интересно жить, я любопытен. Я считаю, что люди духовно умирают и перестают творить, когда у них пропадает подлинный интерес к жизни. Именно этого интереса и присутствия любознательного духа я всегда желаю и себе, и другим.
23.04.2004 14-46
|