Главный еврей Франции ( Альфред Дрейфус )

MN.ru

В 1937 году в США вышел фильм Уильяма Детерля "Я обвиняю" ("Жизнь Эмиля Золя") с Полем Муни в главной роли: в первых же его кадрах писатель в компании Поля Сезанна и Анатоля Франса сочиняет свой знаменитый манифест "Я обвиняю". О трагедии Альфреда Дрейфуса, капитана французской армии, обвиненного в 1894 году в шпионаже в пользу Германии, рассказывает и пьеса Жана-Клода Гюмбера "Дело Дрейфуса", поставленная в израильском театре "Гешер" и в московском имени Гоголя. Но драма этого человека легла в основу такого масштабного представления, кровавый размах которого в сравнительно вегетарианском ХIХ столетии нельзя было и вообразить.

Существует бессчетное количество версий о происхождении слова "антисемитизм". Согласно одной из них, оно появилось в 1879 году, когда немец (крещеный еврей-полукровка) Вильгельм Марр напечатал свой антиеврейский памфлет "Победа иудаизма над германизмом", где впервые употребил придуманное им слово. Затем это понятие перекинулось в Восточную Европу, а оттуда во Францию, где пресловутое дело Дрейфуса стало генеральной репетицией тотального антисемитизма ХХ века. Суть и принцип новой "теории" состояли в ликвидации евреев как таковых: ни переход в другую веру, ни любые попытки приспособиться к образу жизни тех стран, где они веками обитали, не имели никакого значения. Что означало это "окончательное решение" на практике, слишком хорошо известно, поэтому обратимся к его началу.

Капитан Альфред Дрейфус (1859-1935) был единственным евреем в генеральном штабе французской армии. Сведений о нем сохранилось немного, кроме главного - история признала его невиновным. Бледный голубоглазый человек, он по натуре был сдержанным и малообщительным до такой степени, что казался высокомерным и чванливым. Друзей у него не было, была жена и двое детей. В армию он вступил по искреннему призванию и благодаря незаурядным способностям и трудолюбию быстро поднялся до звания капитана артиллерии. Родом Дрейфус из богатой эльзасской семьи. Когда Эльзас после войны 1871 года отошел к Пруссии, он принял французское гражданство. Наверное, Дрейфус был бы идеальным штабистом, если бы не один недостаток - принадлежность к избранному народу.

В сентябре 1894 года уборщица германского посольства в Париже, по всей видимости, совмещавшая заботу о чистоте помещения с другими обязанностями, нашла в мусорном ведре письмо немецкому военному атташе, извещавшее адресата, что ему отправлены секретные документы о вооружении французской армии. Графологическая экспертиза якобы установила почерк Дрейфуса. По приговору военного суда капитан был разжалован и осужден на пожизненную каторгу. Отбывать наказание его отправили на Чертов остров во французской Гвиане у берегов Южной Америки. Ретивые художники не замедлили изобразить предателя в виде дракона (эти плакаты хранятся в парижском Музее ужасов наряду с другими антисемитскими карикатурами). Есть в Париже и другое свидетельство суда над Дрейфусом: памятник офицеру, который отдает честь обломком сабли (ее сломали в процедуре гражданской казни), но капитан вряд ли об этом подозревает.

Подсудимый вину свою напрочь отрицал. Ему и в голову не приходило, что его главное преступление - родиться евреем. Он считал себя лояльным гражданином Франции и не усомнился в этом, даже когда с его мундира срывали знаки отличия, а толпа кричала: "Смерть евреям".

Три года спустя брату Дрейфуса Матче удалось установить, что письмо немецкому атташе было отправлено светским проходимцем майором Эстергази. Тогда же новый начальник контрразведки штаба подполковник Жорж Пикар нашел еще один документ, уличавший графа в связи с германскими офицерами. Подполковника сослали на Тунисский фронт в надежде, что там его найдет арабская пуля, и приказали молчать ("Что вы волнуетесь из-за этого еврея",- охладил его пыл один из генералов). Эстергази потребовал суда, его судили и с готовностью оправдали. Если мы хотим каких-то аналогий с нашей печальной действительностью - суды над чеченскими "героями" Будановым и Ульманом возникают в голове без малейших усилий. Однако французская интеллигенция никакой либеральной усталости тогда не испытывала. Эмиль Золя вошел в историю не только как автор эпопеи о Ругон-Маккарах, но и как убежденный защитник чести и достоинства, а по-нынешнему - прав человека. В газете "Орор" он опубликовал взбудоражившую всю страну статью "Я обвиняю": "Пусть погибнут все мои книги, если Дрейфус не является невиновным... Я не хочу, чтобы моя страна прозябала во лжи и несправедливости. Франция, заклинаю тебя, очнись!" Очнулась страна не скоро. Сперва нужно было пройти через еврейские погромы, которые не замедлили разгореться. А перед властями встала дилемма: освободить невиновного или осудить Золя. Предпочли второе: обвинили в клевете, приговорили к крупному штрафу и тюремному заключению, от которого Золя спасся бегством в Англию. Пожалуй, не было в те годы большого писателя (а французская литература переживала тогда невиданный подъем), который не вступился бы за Дрейфуса: Анатоль Франс, Марсель Пруст, Андре Жид, Ромен Роллан, Эдмон Гонкур, Жюль Ренар, будущий премьер, а в то время известный журналист Жорж Клемансо, крупный физик Поль Ланжевен (ученые куда реже, чем деятели культуры, встревают в общественные баталии, и Ланжевен восхищался тем, что судьбой одного человека его защитники заинтересовали весь мир). Мы косо смотрим на мастеров пера, которые подозрительно быстро отзываются на злобу дня - не в публицистике, это им позволено, но в художественном творчестве. Однако же такой рафинированный эстет, как Марсель Пруст, ввел коллизию с делом Дрейфуса в салон госпожи Одетты Сван ("Под сенью девушек в цвету"), а Анатоль Франс уделил ему место в романе "Господин Бержере в Париже". Жюль Ренар, понятное дело, откликнулся на события в "Дневнике" и даже сменил сатирическое перо на пафос: "Дело Дрейфуса захватывает. Признаюсь, я почувствовал внезапный и страстный вкус к баррикадам". У Ренара есть, кстати, чудная запись: "Мадам, зачем вы рветесь в Париж, вы вполне на своем месте в публичном доме в провинции". К делу Дрейфуса это, наверное, прямого отношения не имеет, но если учесть, что майор Эстергази был совладельцем фешенебельного дома терпимости, то почему бы и нет.

Конечно же нас волнует, как откликнулись на дело Дрейфуса в России - при всемирной-то русской отзывчивости? "Дело Дрейфуса! - вспоминала Анастасия Цветаева. - Сколько бесед, сколько волнений! Протест против неправоты к нему, невиновному и преследуемому. Мы, дети, ненавидели угнетателей, ждали победы добра". Взрослый ироничный Чехов испытывал те же чувства: "У нас только и разговоров, что о Золя и Дрейфусе. Громадное большинство интеллигенции на стороне Золя и верит в невиновность Дрейфуса. Золя на целых три аршина вырос, от его протестующих писем точно свежим духом повеяло. Французские газеты очень интересны, а русские хоть брось..."

В 1906 году Дрейфуса оправдали по всем пунктам обвинения. Домой он вернулся разбитым и истощенным. Получил звание майора и орден Почетного легиона, а в чине подполковника даже успел повоевать в Первой мировой войне. Но когда Клемансо, так много сделавшего для освобождения несчастного, спросили, понимает ли сам Дрейфус скрытый смысл своего процесса, тот ответил: "Он не понимает ничего. Это единственный человек, который не разбирается в "деле Дрейфуса".

15.10.2004 19-42