Отражение дела А. Дрейфуса на страницах львовской прессы

Александр Труханенко www.berkovich-zametki.com

На исходе XIX века Францию с остротой, свойственной периодам рубежа столетий, потрясла вспышка массового антисемитизма, вызванная делом Альфреда Дрейфуса, капитана генерального штаба французской армии. В 1894 году этот единственный среди штабных офицеров еврей был обвинен в измене родине и шпионаже, арестован и предан закрытому военному суду. Ему инкриминировали авторство перехваченного разведкой "бордеро", препроводительного письма при секретных документах, переданных германскому военному атташе в Париже. Дрейфуса приговорили к пожизненной ссылке, разжаловали на глазах у фанатичной толпы и отправили на Чертов остров вблизи берегов Южной Америки.
Дрейфус отрицал свою причастность к шпионажу, и постепенно накапливались материалы, которые усиливали его позицию. Стало очевидным, что злополучное "бордеро" начертано не Дрейфусом, а рукой майора Эстергази. Об этом публично заявил Жорж Пикар, руководивший французской разведкой. В ответ, по заданию реакционных кругов, заместителем Пикара подполковником Анри была состряпана фальшивка, которая позволила в судебном разбирательстве сохранить все по-старому. Эстергази был оправдан, Пикар обвинен в клевете и смещен с должности, а дело Дрейфуса осталось неприкосновенным.
Так начался 1898 год, когда Дрейфуса впервые все же коснулись лучи надежды. Оправдание Эстергази было слишком скандальным. Через два дня по окончании этого судебного фарса в газете Aurore - буквально: "утренняя заря" - знаменитый писатель Эмиль Золя публикует открытое письмо президенту Франции под энергичным заголовком "Я обвиняю!". Золя потребовал суда над собой, но суд дважды рассматривал лишь отдельные пункты его письменного демарша, связанные о оскорблением армии и государства, и признал автора виновным. Золя уехал за границу. Во Франции, между тем, события развивались своим ходом. Они приобрели яркую политическую окраску, а главное, сделались неустранимым фактором международной жизни.
Именно тогда о деле Дрейфуса во всех его подробностях заговорили на страницах мировой прессы. Не была исключением и пресса австрийской Галиции. Весьма своеобразно поступала здесь львовская газета "Діло", которую издавали идеологи движения украинофилов. Сегодня их наследники особо отмечают, что этот печатный орган, основанный в 1880 году, ставил своей целью формирование полноценной "современной европейской нации, которая политически и культурно стремительно входила в мировую цивилизацию". Однако путь, каким газета направляла своих читателей, отнюдь не всегда вел к указанной цели.
Особенно газета хромала как раз в национальном вопросе. К примеру, попадая на "жида", ее европеизм сразу же рассеивался. В отношении к Дрейфусу и к местным "жидам" выражалось это, правда, по-разному. На протяжении 1898 года редкий номер "Діла" не касался развивавшейся во Франции драмы. Материалы на эту тему распределялись по рубрикам "Политическое обозрение" и "Телеграммы "Діла", порой их комментировали в специальных заметках. Общий тон этих сообщений отзывался скорее уважением к сенсации, чем к справедливости в отношении осужденного еврея. Косвенно это подтверждает откровенное юдофобство, царившее в местной хронике, сосредоточенной в разделе "Новости".
Всего за год по делу Дрейфуса газетой был опубликован 181 материал. "Діло", как правило, избегает давать свои комментарии. Но комментарий в действительности идет. Эту функцию выполняют соседствующие местные новости о еврейском произволе. Смысл этих информаций на фоне происходящего во Франции ясен: там в отношении евреев, по мнению газеты, торжествует справедливость, а в Галиции - наоборот. Открыто выявляя свои пристрастия, "Діло" так пишет, например, об одном местном происшествии: "В жидовском ярме. По окончании представления "Тангейзера" во львовском театре /…/ группа одержимых энтузиазмом молодых жидков отпрягла коней от кареты певицы г. Аркль (жидовки) и отвезла (ее) прямо к ее обиталищу в отеле Imperial. Какой-то "пессимист", проходя рядом с этой ватагой молодежи, заломил руки и пропророчил: "Это образ нашего будущего; если не поумнеем, все будем вскоре в жидовском ярме..."
После установления факта, что пресловутое "бордеро" написано было Эстергази, появилось весомое основание для пересмотра дела Дрейфуса. Газета цитирует на этот счет одно из немецких изданий: "Дрейфус человек несчастливый, в отношении которого возможно или предположительно была совершена вопиющая несправедливость...". Судя по всему, такой поворот обескуражил "Діло" настолько, что оно даже стесняется пользоваться допустимым тогда этнонимом "жид", заговорив вдруг о "евреях". В разделе местной хроники, говоря о численности и национальном составе студентов Львовского университета, "Діло" отмечает, что там обучается "341 еврей". Но от легкого шока газета отходит быстро и для последующих сообщений отбирает исключительно антидрейфусовские материалы.
Однако, несмотря на осуждение шпиона, оправдание Эстергази и юридическое преследование Эмиля Золя, какая-то непостижимая сила по-прежнему направляет процесс к установлению истины более подлинной, чем та, в какую многие верят. Газету очень смущает, что от Дрейфуса никак не удается отмахнуться. Зато находится повод вообще поразоблачать евреев. В западной Галиции польские крестьяне уничтожают "магазины жидовские, а самих жидков сильно побеспокоили". В соседстве с нейтрально подаваемыми сведениями о событиях вокруг Дрейфуса такие формулы позволяют судить о подлинном характере этого "нейтралитета".
Трудно понять, верит или не верит "Діло" в достоверность официальной версии о виновности Дрейфуса. Но нет сомнений, что, на ее взгляд, еврейство в обществе - всегда признак беды. Во Франции продолжается дрейфусиада. Газета словно не может выработать на нее собственной точки зрения или боится оконфузиться, выражая свое мнение. Но о местных, галицийских евреях "Діло" высказывается охотно и только с пренебрежением. Такой внутренний настрой, естественно, влиял и на отношение газеты к грандиозному скандалу с Дрейфусом.
Даже в масштабных публикациях газета ухитряется отделываться простыми констатациями. Разве что после самоубийства в тюремной камере изготовителя фальшивок подполковника Анри "Діло" роняет с глубоко затаенной досадой: "Сторонники Дрейфуса ликуют..." На следующий день половину первой полосы занимает рассказ о последних событиях "дрейфусиады", но самостоятельной их оценки в нем нет. Газете просто хочется вписаться в европейский контекст, представленный ссылками на французские, английские и немецкие издания. Чтобы совестливый читатель как-то не поколебался, оставшиеся полстраницы "Діло" заполняет "учеными" выкладками о галицких евреях: селяне платят жидам, отдалживают у жидов, почти каждое второе село имеет своего жида-торгаша и т.п. Смысл этого монтажа ясен: нельзя верить евреям, если они и бывают правы.
Отныне, с середины августа, главный мотив в сообщениях газеты о деле Дрейфуса - неизбежность его пересмотра. Газета все чаще и все больше говорит о поворотах скандальной истории. Ее огорчает, что обстоятельства и сила закона начинают склоняться в пользу какого-то еврея. Французское правительство голосует за пересмотр злополучного процесса, тогда как президент Фор поддерживает военных и, как сообщает "Діло", выступает "очень остро против ревизии".
Подробно рассказывая о происходящем, "Діло" по обыкновению... только рассказывает о происходящем. Его политические обзоры выглядят как заурядные компиляции, составленные из материалов западной прессы. Получается, что, как дипломатам, язык дан газете для того, чтобы скрывать свои мысли. Но они спрятаны не за семью печатями. После зарубежных сведений о деле Дрейфуса читательскому вниманию неизменно предлагается что-либо вообще антиеврейское.
К чему приводили постоянные акценты такого толка, свидетельствует сообщение из Тернополя о суде над Иваном Франко якобы за избиение им на предвыборной встрече некоего крестьянина. Тот заявил: "Франко жидовский кандидат и агитирует за жидовские деньги". На страницах "Діла" печатались Франко и Драгоманов, Леся Украинка и Грушевский, многие другие крупные украинские деятели. Но не они, к сожалению, определяли характер и стилистику повседневного звучания газеты. Она даже не сознавала, что собственными стараниями дискредитировала наиболее достойных представителей украинства.
С приближением повторного суда над Дрейфусом "Діло" стало публиковать все основные парижские новости в виде лаконичных телеграмм. Зато в двух декабрьских выпусках под заголовком "Кто виноват?" она печатает что-то вроде своего юдофобского кредо - диалог между Семитом и Антисемитом, в котором последний доказывает, что в истории и современности источником всех бед являются евреи. Связь этого трактата с переломом, обозначившимся в авантюре с капитаном Дрейфусом, раскрывается в последнем номере "Діла".
Здесь в статье "Небольшой фельетон" без обиняков говорится такое: "Счастье Дрейфуса, что он рода "моисеевого" /.…/ "наша вера" запустила все пружины, чтобы своего Дрейфуса вывести из "чертовых застенков" и вернуть к дальнейшей "кошерной" жизни. Вернется ли и когда Дрейфус на многолюдные бульвары парижские, это пока еще тайна молодого года …" За многоточием в конце пассажа следует имя автора, обозначившего себя шипящим криптонимом: Ж.
Какое же мировоззрение прививало своим читателям это галицкое издание? Заслуги в формировании украинского самосознания у "Діла" были - и даже значительные. Но газета делала это в пределах узкого галицкого горизонта. Именно "Діло" с его популярностью сумело внедрить в национальную мысль галичан ряд отрицательных стереотипов, дающих знать о себе до сих пор... А в связи с делом Дрейфуса газету отчасти может извинить то, о чем в 1898 году сказал В. Г. Короленко: "Не очевидно ли, что яд, которым так густо насыщена теперь атмосфера Франции, отравляет воздух и других стран, мешая "чувствовать правду"?"

20.05.2003 16-09