Людмила Улицкая: "Моими учителями были генетики"

«Новые Известия»

– После книги «Искренне ваш Шурик» вы заявили, что больше не будете писать романы. Но написали «Даниэль Штайн, переводчик». Почему вы отказались от принятого решения и взялись за большую и сложную книгу?

– Я и теперь говорю, что больше не буду писать романы. Но так со мной происходит всякий раз, когда я заканчиваю большую книгу: я чувствую себя совершенно обессиленной, понимаю, что меня почти уже и нет. Нет сил. Нет воли. Нет того внутреннего запаса, с которым можно в такое предприятие пускаться. Кроме того, я заканчивала свои романы в разные годы, а задуманы все они были в середине восьмидесятых и не сразу они разъединились, отпочковались один от другого. Я свою жизнь проживала с большим увлечением, она, как мне представляется, просто трещала от наполнения. И прошло немало времени, прежде чем я поняла, с какой стороны вообще можно подходить к той или иной романной теме.
Что же касается «Даниэля», я вообще и не собиралась писать о нем роман. Все началось с попытки перевода с английского документальной книги, написанной американским профессором-социологом, о Даниэле Руфайзене, с которым я была знакома. Я начала было переводить, но по ходу работы мне книга все меньше нравилась, хотелось ее комментировать, что-то добавлять к тексту, который, как мне казалось, не касался самого существенного. Я попросила разрешения у автора написать комментарий. Она в раздражении ответила мне, что я могу писать свою, собственную книгу и никакие мои комментарии ей не нужны. Ну, в конце концов, так и получилось. Сначала, правда, я писала документальную книгу – ее следы можно найти даже в одном сборнике путевых впечатлений об Израиле. Но мне самой написанное показалось как-то мельче «моего Даниэля». Я все забраковала. Потом еще одну попытку сделала. Опять не получилось. И только с третьей попытки дело сдвинулось. Это произошло, когда я поняла, что книга не будет документальной в обычном смысле этого слова. Я использовала множество подлинных документов, но многое и сочинила, поменяла отчасти человеческое окружение Даниэля, дала ему другую фамилию. И тогда я почувствовала себя свободной. За эти годы – со дня знакомства с Даниэлем в 1993-м до выхода книги в 2006-м – я много чего написала. А Даниэль терпеливо ждал и никуда от меня не отходил. Вот так, в конце концов, и появился «Даниэль Штайн, переводчик».

– Даниэль Штайн – наверное, один из первых ваших положительных героев?

– Ну, насчет положительных героев – это можно и поспорить. Есть такие критики, которые указывали мне на отсутствие у меня отрицательного героя: мол, что это у вас все герои положительные? Я, честно говоря, никогда так не делю ни людей, ни литературных героев. Каждый человек бывает и положительным, и отрицательным, и добрым, и злым, способен и на подлость, и на героизм.

– Когда вы задумываете новую книгу, что для вас важно: найти героя или найти историю?

– Как нас учили во времена молодости: что первично, что вторично? Бытие или сознание? История или герой? Не знаю. Должна произойти встреча человека и его истории. Тогда все получается.

– Писатель в России всегда был значимой для общества фигурой. К его мнению прислушивались. От него ждали объяснений, как надо жить. Осталось ли это отношение сегодня?

– Думаю, что мы стали в этом отношении вполне нормальной страной, которая ждет от писателей, чтобы он развлекал. Ушли в прошлое времена, когда писатели властвовали над общественным мнением, формировали вкус. Теперь дело обстоит ровно наоборот: вкус читателя формирует современного писателя. Это времена рынка. Не понравишься – не купим! Не объяснения жизни сегодня ждут от современного писателя. Если и есть любители разрешать мировые и вечные вопросы, им остаются Достоевский и Толстой, Камю и, на худой конец, Умберто Эко. Великая литература потому и великая, что она не стареет. Десять тысяч Коэльо родятся и умрут, а Шекспир останется. И это самое главное. А сколько человек будут его читать, не так уж и важно. Всегда останется горстка, которая будет читать Шекспира на трудночитаемом английском того времени, другие прочитают в адаптации, третьи пойдут в театр или в кино… Гамлет, Макбет и Отелло останутся с человечеством до скончания века. Шекспир и есть великий «объяснитель» природы человека.

– Несколько лет назад вы запустили серию детских книг «Другой, другие, о других», призванных научить толерантности. Получилось ли то, что было задумано? И вообще, можно ли научить толерантности?

– Это серия детских книг по культурной антропологии. Если хотите, учебник толерантности, написанный разными авторами, – антропологами, писателями, учеными. Пока есть четыре книги, еще четыре выйдут в течение двух-трех месяцев. Они практически готовы. Еще четыре в работе. А там видно будет. Ничему научить нельзя. Но ничто не мешает пытаться это делать. Уж очень мне не нравится, когда на наших улицах убивают таджикских девочек и студентов из Пакистана или Конго. Самое страшное, что среди убийц – несовершеннолетние. То есть дети. Бедные, неприсмотренные, необласканные дети, которым мамы книги в детстве не читали, в макушечку не целовали.

– Сейчас много говорят о том, что дети стали меньше читать, больше смотрят телевизор, часами просиживают в Интернете. Как воспитать у детей привычку к чтению?

– Да, все так. Не читают. Смотрят. Просиживают. Бороться невозможно. Можно что-то предложить другое. Например, взять да самому вслух почитать. Или в снежки поиграть. Или суп вместе сварить. В общем, пытаться жить с детьми общей жизнью.

– Слышала, что вы задумали новый проект для российских библиотек – «Хорошие книги». О каких книгах идет речь?

– Мне приходится довольно часто общаться с читателями в библиотеках. За границей обычно проходят встречи в университетах или книжных магазинах, а у нас – в библиотеках. Ну, постепенно узнала, во-первых, о замечательных женщинах. Мужчин среди библиотекарей не встречала, разве что среди руководителей. Во-вторых, поняла, что такое сегодня библиотека в маленьком городе, как она работает, как снабжается новыми книгами, кто туда ходит. Библиотека – это такое место, которому должно государство помогать. Не так давно государство и стало помогать. Но я, со своей стороны, вижу, как нескладна бывает эта помощь, как мало доходит до библиотеки, сколько оседает средств «в пути». Поговорила с профессионалами, с людьми, которые всю жизнь работают в этой сфере, – с Екатериной Гениевой, директором Всероссийской библиотеки иностранной литературы, и с Марией Веденяпиной, директором Пушкинской библиотеки, посоветовалась с другими опытными людьми. И вот придумали мы такой фонд, который помогал бы библиотекам получать действительно хорошие книги. Библиотеки получают, разумеется, и хорошие книги, тоже вполне официальным путем, но их мало. Да и библиотекари не всегда знает, что вышло нового. К тому же – не хочу распространяться на эту тему – здесь тоже существуют тендеры, благодаря которым книги получают, как редиску, в пучке, и немаловажно, сколько стоит пучок. Рынок, рынок... Ведь живем в условиях рыночной экономики! Словом, мы ищем деньги, нам их обещают и издатели, и богатые люди. Издатели – не «голые деньги», а книги. А уж что просить для библиотек – это и есть наша задача. То, что читаем сами, что покупаем себе и нашим детям. И специальная тема – книги по толерантности. Это в провинции необходимо. Как и в больших городах, впрочем.

– В последнее время вы много ездите. Что хотят знать о России западные читатели? И о чем спрашивают наши, российские?

– Да, последний год был у меня в разъездах. Западных читателей интересует, что я думаю о Путине гораздо больше того, что я думаю о Достоевском. Наши о политике спрашивают реже, зато им интересно, как я отношусь к Сорокину, Пелевину и… далее длинный список. А также, о чем я напишу следующую книгу. Самой бы хотелось знать.

– Кого из писателей вы считаете своим учителем?

– Да никого! Моими учителями были генетики. Они учили меня думать, смотреть, наблюдать. А писать я сама научилась. Как все: сначала палочки и крючочки, потом буквы…

– А кого из современных писателей читаете?

– Мало читаю современных писателей. В этом году я была членом жюри конкурса «Заветная мечта». Детская литература. Это было тяжело – сразу столько книг прочитать в очень короткое время. Но теперь я приблизительно знаю, как там обстоят дела. Кто противостоит Гарри Поттеру, так сказать. А вот несколько дней назад познакомилась с писателем Андреем Усачевым. Ну, так хорош, просто солнышко ясное! Надеюсь, что одну его книгу мне удастся втащить в наш детский проект. Случаются радости.

– Читают ли ваши сыновья то, что вы пишете? Обсуждаете ли вы с ними, что получилось, что нет?

– Один читает философские книги буддистского толка, другой успевает проглядеть и современные новинки, русские и английские, потому что много времени проводит в самолетах, как он говорит. Несколько разный у нас круг чтения. Но поговорить о книгах – это с удовольствием. Не могу сказать, что мои дети – мои поклонники. Это скорее наше семейное дело – производить что-то художественное: я пишу, муж рисует, один сын музыку сочиняет, другой тоже что-то сочиняет в области, мне недоступной. В этом смысле все в порядке. Мы друг другу интересны.

– Социологи говорят, что наше общество очень пассивно, что люди не верят, что от них что-то зависит, что они могут изменить жизнь вокруг себя. Даниэль Штайн был человеком, который брал на себя смелость менять жизнь других. Доводилось ли вам видеть в России подобных ему людей?

– Не могу сказать – да сколько угодно! Таких, как Даниэль, много не бывает. Но я была знакома со священником Александром Менем, одним из самых значительных и масштабных людей наших дней. Слишком мало времени прошло, чтобы понять, какого великого духа человек жил возле нас. Есть еще несколько великих и прекрасных, но их имена никому ничего не скажут. Эти люди, может, и были святыми, но очень тихими и скромными.
И еще я знаю очень много просто хороших, деятельных людей. Ну, может, не очень много. Но они есть, и, когда встречаешь их в самых разных городах, на окраине жизни или в центре, в больнице, в библиотеке, в хосписе, в детском доме, – это счастье и радость. Не знаю, удастся ли этим одиночкам изменить общественную атмосферу уныния, безнадежности и пассивности, но они есть, и это внушает надежду.

СПРАВКА

Писатель Людмила УЛИЦКАЯ родилась 23 февраля 1943 года в городе Давлеканово в Башкирии, где ее семья находилась в эвакуации. После войны вернулась в Москву. Окончила биологический факультет МГУ по специальности биолог-генетик. Работала в Институте общей генетики АН СССР (1968–1970), но была уволена оттуда за перепечатку самиздата. Затем была завлитом Камерного еврейского музыкального театра (1979–1982). Писала очерки, детские пьесы, инсценировки для радио, детского и кукольного театров. По заказу Министерства культуры СССР рецензировала пьесы и переводила по подстрочнику стихи с монгольского языка, которого не знала. Публиковаться начала в 1983 году. Но настоящая известность пришла только после выхода фильмов, созданных по ее сценарию: «Сестрички Либерти» (1990) Владимира Грамматикова и «Женщина для всех» (1991) Анатолия Матешко, а также после публикации повести «Сонечка» (1992). За это произведение Улицкая получила французскую премию Медичи (1996) как за лучшую переводную книгу года. Ее роман «Казус Кукоцкого» удостоен русской Букеровской премии (2001) как лучшее литературное произведение года. Новый роман Улицкой «Даниэль Штайн, переводчик» стал финалистом национальной премии «Большая книга», причем по итогам читательского голосования в Интернете он сегодня является бесспорным лидером. Спектакли по произведениям Улицкой идут во многих театрах России и Европы. Член Русского ПЕН-центра (с 1997).

16.11.2007 12-00