|
Сева Новгородцев: «Когда объявили: «Руководитель ансамбля — Всеволод Левенштейн!», по залу будто рябь пробежала, я понял, что народ эту фамилию не поймет, а то и не простит»
Бульвар Гордона
Кто такой Всеволод Борисович Левенштейн, знают немногие, но вряд ли среди бывших советских граждан найдется человек, который не слышал позывные: «Сева, Сева Новгородцев. Город Лондон, Би-би-си».
Моряком он плавал в загранку, музыкантом руководил вокально-инструментальными ансамблями «Добры молодцы» и «Мифы», обкатывал чужой язык как интуристовский гид, а теперь радуется: «Я учу английский почти полвека и добился немалого — меня по акценту принимают за южноафриканца». Потом работал в киноиндустрии, продюсировал грамзаписи, издавал рок-журнал «О!», написал книги «Рок-посевы», «Секс, наркотики, рок-н-ролл» и «Осторожно, люди».
Однако фольклор увековечил совсем другое его занятие: «Есть обычай на Руси — ночью слушать Би-би-си». Сам Сева Новгородцев в оценках скромен: «Для советской душной и застойной жизни нужен был живой воздух человеческой культуры». Он взрастил не одно поколение на своих «Севаобороте» и «Рок-посевах» (они выходили на Русской службе Би-би-си с 1977-го по 2004 год). Наше коллективное спасибо Севе за Led Zeppelin, Deep Purple, Pink Floyd, Queen, а также «Мумий Тролль», «Кино», «Аквариум»... «То, что он открыл нас, это не так много, — сформулировал как-то Борис Гребенщиков. — Он отрыл людям целый мир. Мы по сравнению с миром очень маленькая часть».
Сейчас Новгородцев делает на Би-би-си ежедневную радиопрограмму «БибиСева, новости с человеческим лицом» и ток-шоу «Севалогия» — на телеканале «Ностальгия». Делает хорошо, как привык. Иначе не получил бы пять лет назад редкой красоты наградной титул с подписью королевы Великобритании Елизаветы Второй, где радиоведущего назвали beloved — возлюбленный. 27 апреля 2005 года в Букингемском дворце Ее Величество лично вручила Севе Новгородцеву орден МВЕ (Кавалер Британской Империи).
«БОЛЬШЕ ВСЕГО ПАПУ ВОЛНОВАЛО ОСУЖДЕНИЕ В ПАРТИЙНОЙ СРЕДЕ»
— Представляю, как вам больно перечитывать слова мамы, сказавшей о вас в интервью 1982 года: «Неужели нужно было умереть, чтобы остановить его?»...
— С родителями я был разлучен с 1975-го по 1990 год — 15 лет числился в отщепенцах.
В 90-м, когда в Украине проходили дни Британии, я смог прилететь в Киев. Сюда же приехали и отец с мамой. Потом в Москве прошла первая «июлька» (это название получили дни рождения Севы, превратившиеся во встречу старых друзей из разных уголков СССР, а теперь и всего мира, по аналогии с большевистской «маевкой». - Авт.), мы начали видеться регулярно, родители несколько раз бывали у меня в Лондоне.
Отец умер в 1991 году, а в 1996-м — мама. Здесь, в Британии, жила моя сестра, но не стало и ее. В Израиле остался ее сын — мой племянник Антоша. Больше никакой родни нет.
Из досье «Бульвара Гордона».
«В разговоре с корреспондентом журнала «Ровесник» мать Всеволода Левенштейна сказала: «Когда мы с отцом узнали все (об эмиграции. — Авт.), это был страшный, неожиданный, непредвиденный удар. Я лежала, плакала и думала, что мое сердце лопнет от горя и крови, потому что ничего не было спасено, и теперь я теряла сына наверняка, навсегда и ничем не могла ему помочь... От этого серьезно заболел отец Севы. Честнейший человек слег... Пока врачи старались определить болезнь мужа и предполагали худшее, сын с женой продолжали оформлять документы, собираться... «Вы умрете от тоски», — вот все, что я могла сказать».
— Такое ощущение, что вашу маму чуть ли не силой заставляли отвечать на вопросы нужным образом...
— Она у меня была очень деликатной и открытой: не могла же выгнать корреспондента, если тот приехал к ней домой. Вообще-то, отец переживал больше — он был пуганный 30-ми годами, сам уцелел, но видел, как товарищи исчезали... У него тогда была масса неприятностей, карьеру пришлось начинать буквально с нуля (до войны он был заместителем начальника Балтийского пароходства, а в 1949 году стал рядовым диспетчером). Больше всего папу волновало осуждение в партийной организации...
— Он не боялся, что к вам применят какие-либо физические методы воздействия?
— Ну, это тоже могло быть...
— По счастью, травили вас без мордобития, смирительных рубашек, галоперидола и тюремных решеток — просто потихоньку клеймили позором...
— Игра велась двойная. Я же не был лютым врагом советской власти. (Официальная пропаганда считала Новгородцева весьма опасным идеологическим диверсантом. В 1988 году, когда на Центральном телевидении появилась новая молодежная программа «Взгляд», ее поставили в эфир в то же время, когда на Би-би-си шли «Рок-посевы», для «нейтрализации». - Авт.). Все мои шутки были между строк — я смеялся над официальной пропагандой с полным сочувствием и хорошим отношением к людям. Те, кто меня разоблачали, часто к этому агитпропу относились так же.
Советские журналисты были достаточно умными и образованными — в разоблачительных статьях многие из них с удовольствием меня цитировали: мол, какой ужас говорит этот Сева Новгородцев, а на самом деле прикалывались. Точно так же в антирелигиозной пропаганде приводились библейские цитаты, по которым я в свое время и познакомился с Библией.
После перестройки мои прежние приемы отчасти утратили актуальность, а уж с 1991-го, когда рухнул Советский Союз, я не позволил себе ни одной антисоветской подколки. Последние 18 лет шучу только конструктивно — я свою работу сделал, пусть местные журналисты стараются. Хлам разломали, теперь давайте строить...
«ПРОСЫПАЮСЬ, ЧАС ИГРАЮ НА ФЛЕЙТЕ, ПОТОМ ИДУ В ДУШ»
— Три года назад вам, входившему в десятку лучших саксофонистов Ленинграда, подарили, наконец, саксофон — взамен украденного у вас когда-то. Причем не простой, а вожделенный — Selmer Professional 1954 года. Свидетели описывают вашу бурную реакцию: «Ребята, вы не представляете себе, какую коробку с червями только что открыли!».
— Я умышленно не позволял себе саксофон. Знал, что это такая зараза: играть, заниматься, звук вырабатывать. Почти как с ребенком: с одной стороны, это весело и приятно, а с другой — нужно же кормить, водить, воспитывать...
— Воспитываете в строгости?
— Пока нет — пересохли войлочные подушки клапанов, надо менять...
— Наверное, саксофон уживается с флейтой, как кошка с собакой, — джаз и классика вряд ли ладят?
— Почему? И то, и другое — музыка. Кстати, я благодарен судьбе за то, что стал саксофонистом, а не начал делать карьеру штурмана.
— Спасибо надо сказать джаз-оркестру Иосифа Вайнштейна...
— Иосиф Владимирович сыграл в моей жизни ключевую роль. Во-первых, в его оркестре я научился отделять муть от настоящего. Во-вторых, летом 1968 года Вайнштейн, дойдя до адмирала флота Ленинградского округа и пользуясь фронтовыми связями, отбил меня от вечной офицерской службы на подводной лодке, куда меня брали по хрущевскому набору. До рекрутчины оставалось менее суток...
Я сгрудил бы себя, а так удалось продлить ощущение молодости и радости жизни... Просыпаюсь, час играю на флейте, потом уже иду в душ...
— Помню ваш ответ на вопрос о любимом состоянии: «Свежий воздух после холодного душа на голодный желудок». На флейте играете без выходных?
— Иногда в воскресенье просто лежу на диване. На последнем этапе жизни человек находится наедине с самим собой. И не бояться одиночества — это достаточно серьезная задача, к которой надо готовиться долго. Я без уединения просто бы погиб. Для меня это подзарядка батарей. Процесс вхождения в подкорку у меня раньше занимал около 40 минут концентрированного думания — пока уйдешь в это серое поле, где туман.
Сейчас туда не удается иногда выйти вообще, но я тогда ложусь спать или впадаю в полудрему. Но иногда идеи появляются несвязные, не привязанные ни к чему. Из подсознания чего-то выплывает.
Однажды мне приснилось, что у меня страшный насморк и что я не могу ничего сказать, кроме (говорит в нос): «У бедя дас-борк». Представляете, как бы звучал джингл: «Сева Довго-додцев»?!
Вот роль приходится учить (Сева Новгородцев сыграл более 20 персонажей в кино, в том числе в картинах «Шпионы, как мы» и «Вид на убийство». - Авт.)...
— Опять кино?
— На этот раз театр. Я еще в школе подавал большие надежды на актерство, в 14 лет с монологом Хлестакова выиграл эстонский конкурс чтецов-исполнителей, после школы поступал в два московских театральных заведения — училища Щепкина и Щукина. Когда не получилось, был подавлен.
Отец сказал: «Не вышло, как хочешь ты, сделай по моему желанию». Я подал документы на судоводительский факультет Ленинградского высшего инженерно-морского училища имени адмирала Макарова и набрал проходной балл — имел преимущество при поступлении как потомственный моряк.
— Как-то вы назвали себя профессиональным дилетантом, и вспомнилось: «Профессионалы построили «Титаник», дилетанты — Ноев ковчег». А кто сейчас на борту вашего личного ковчега: дети-внуки, кошки-собаки?
— Дети и внуки есть, конечно, но видимся мы редко — по причине общей занятости. У Ольги (третья супруга Севы Новгородцева Ольга Шестакова. — Авт.) две дочери, обе с художественными наклонностями. А мой сын Ринат...
— ...по-прежнему клубный ди-джей в свои 40?
— Да, хотя уже у него трое детей...
«ОДИН ИЗ ИСТОЧНИКОВ КРИЗИСА — БЛАГИЕ НАМЕРЕНИЯ. КЛИНТОН ХОТЕЛ, ЧТОБЫ АМЕРИКАНСКИЕ БЕДНЯКИ ЖИЛИ В ПРИЛИЧНЫХ УСЛОВИЯХ»
— Многодетный отец-ди-джей — это вдохновляет. Кстати, одна из ваших приемных дочерей была замужем за музыкантом и поэтом Николаем Елисеевым из «Сегодня ночью». Наследственный союз пластических искусств и музыки?
— Сейчас Настя в свободном полете. Она живет у нас — одно время снимала квартиру, но потом вернулась домой. Недавно три недели была в Ленинграде — встречалась с университетскими друзьями. Кстати, среди постоянных заказчиков Насти — сын Никиты Михалкова и Анастасии Вертинской: она оформляла почти все рестораны Степана Михалкова.
— А кто занимается дизайном вашего домашнего интерьера — Ольга?
— Какой там дизайн — мы живем просто. После 10 лет перестелили ковры — теперь они светлые, почти белые, так что пришлось поменять мебель. Я всю ее расколотил и выкинул осколки на свалку. Здесь все очень упорядочено. На свалке тебя встречают вопросом: «Что привезли?». — «Деревяшки». — «Значит, у вас корыто номер девять». Емкости эти размером примерно метров 15 на четыре, да глубины метров шесть — весь мусор сортируется и идет на переработку: железки, деревяшки, пластик, пищевые отходы...
— Ну хоть одежду жена вам шьет?
— Нет, что вы. Между мужской и женской одеждой есть большая разница — мужская вся структурна, технически построена так, чтобы держать тело. Мужчина — это человек, носящий тугую крахмальную жилетку без единой морщинки, короче — кавалергард. А женский наряд должен развеваться, в нем главное — свобода, подчеркивание фигуры. Это Ольга придумывает гениально. У нее появилась группа друзей, которые страстно ждут ее костюмов.
— Музыканты?
— Нет, жены олигархов, которые интересуются искусством, держат картинные галереи, — продвинутые, из хороших семей. Их немного — человек шесть-семь, хотя этого достаточно.
— Себя она тоже одевает?
— Да, я ей всегда говорю, чтобы ходила только в своем.
— Кстати, о ваших салфеточных стихах... Эта психотерапевтическая лирика так и не увидела свет?
— Я давеча вспомнил стих, написанный в Швеции, и говорю жене: «Лелик, нам нужно салфеточные стихи издать с твоими рисунками». Она согласилась.
— Тираж планируете солидный?
— Да хоть один экземпляр! Я понял, что внимание народа раздергано на мелкие клочки. Книг в России выходит почти столько, сколько в ней читателей, так что надеяться на какое-то внимание или, не дай Бог, успех, было бы странным. Недавно я заходил в книжный магазин, искал кое-что для себя. Не знаю, как у других получается определиться, — на полках километры книг, все зовут: «Купи меня! Читай меня!».
— Теперь многие перешли на электронные тексты...
— В интернете удобно искать материалы для работы, а для домашнего чтения бумажные книги по истории или искусству с иллюстрациями — вещь непревзойденная. Их можешь читать, лежа у окна, под тиканье ходиков.
— Дополнительный бонус — запах дорогой глянцевой бумаги и типографской краски...
— Ну, от моих книг давно ничем не пахнет...
— Во время прямых эфиров «Севаоборота», прекратившего существование в 2004 году, вы с гостями студии придерживались совета вашего знакомого врача-диетолога — употреблять вино не дешевле 10 долларов за 700-граммовую емкость?
— С самого начала мы по контракту с рестораном Би-би-си получали две бутылки красного вина — одну в студию, другую в аппаратную. Программа впервые прозвучала на волнах Би-би-си 7 ноября 1987 года — в юбилей Октябрьской революции и запомнилась звоном бокалов. Было это в царствование «минерального секретаря» Михаила Горбачева, который высочайшим указом изводил тогда в Крыму виноградники...
— Распивание было ритуальным или в традициях социалистического реализма?
— Символическим. Ну, выпивали мы за передачу одну бутылку на троих, много это? Думаю, нет. Хотя один раз меня после «Севаоборота» остановила полиция и попросила дохнуть... Чуть-чуть норму не перебрал — отпустили, слава Богу. Зато я понял: если пьешь на работе, машину после этого надо водить осторожно.
— Думаю, озвучу мечту миллионов: включить «Новости с человеческим лицом» и услышать от БибиСевы, что кризиса больше нет...
— Один из источников кризиса — благие намерения. Президент Клинтон был ими преисполнен: он хотел, чтобы американские бедняки тоже жили в приличных условиях, всячески стимулировал и пропагандировал ипотеки для людей, которые не могут за них платить. Очень многие американцы, фактически малоимущие, накупили себе домов. Начались проблемы с платежами, и масса этого жилья высыпалась на рынок, спровоцировав полный обвал цен на собственность, — речь шла о триллионах долларов. Когда же рухнул «Леман Бразерс» — крупнейший инвестиционный банк мира, просуществовавший 150 лет, вообще сработал принцип домино, при котором падение одной костяшки вызывает обвал остальных.
Пока из этого кризиса вылезти мы не можем, хотя он является также и отличным стимулом обновления. В Египте, например, собираются построить больше тысячи солнечных электростанций, чтобы снабжать электричеством всю Европу. Это вызовет удешевление энергии, падение интереса к нефти, уменьшение роли нефтедобывающих стран Ближнего и Среднего Востока, России.
Самое время думать головой и бешеные нефтяные деньги вкладывать в нанотехнологии. Постепенно так и происходит, только об этом никто не болтает. Впрочем, интернет и мобильные телефоны тоже создали втихаря: бац — и все ими пользуются! Я думаю, наверху уже понимают, что нефтяная лавочка скоро прикроется, — цивилизация ведь движется в сторону чистых энергий. Уже сегодня все европейские правительства стимулируют электрические автомобили, дают на них специальные доплаты.
— Но у вас, кажется, машина с вполне обычным двигателем?
— Да на бензине, но я езжу немного.
— Насколько знаю, с одним из ваших авто была связана почти мистическая история: в его номере оказались буквы DJ, а вскоре вы стали ди-джеем музыкальной программы лондонского радио...
— Здесь, в Британии, принято подбирать номера со смыслом...
Из досье «Бульвара Гордона».
«В одном из многочисленных интервью, выложенных на сайте seva.ru, Сева Новгородцев рассказывал: «Живя в Италии, я получил контракт с Би-би-си, успешно сдав экзамены, но мне нужен был туристский паспорт, чтобы пересечь границу. Я заполнил все необходимые бумаги в полицейском управлении и принялся регулярно туда наведываться. Однажды мне сказали, что мои документы куда-то исчезли. Я ходил туда больше года, и в одну из этих сред рядом со мной на скамейке оказался приятный дядька, примерно моего возраста — американский пастор. В Италии он занимался тем, что сидел в кинокомиссии при Ватикане.
У него с собой были научно-популярные фильмы, дублированные на русский. Я начал помогать ему их переводить. Вскоре у нас там образовалась миссия, 11 человек, и я смирился с тем, что мне в Англию пути нет, а поскольку был уже вовлечен в эту работу, в одно прекрасное воскресное утро тихий голос мне сказал: «Пора». Меня тут же окрестили, в центре Рима, в церкви XV века, в роскошной мраморной купели. Ангелы летали...
После этого со мной начали случаться странные вещи. На следующий день я пошел по привычке в полицейское управление — и мое дело нашлось у того же чиновника, которому я его сдавал (он запомнил меня, потому что у него сын Ренато, а у меня — Ринат). Оно лежало, одно-одинешенькое, в нижнем ящике стола, где все остальные ящики были пустые... Через неделю я был в Лондоне.
Потом, разглядывая свои итальянские фотографии, я увидел, что в номере старого «фольксвагена», который я купил в Риме за гроши у голландских студентов, есть две буквы — «Ди» и «Джей» — традиционная аббревиатура ди-джея. Уже тогда Бог знал, кем я буду».
Кстати, у нас такая длинненькая машина, куда помещаются велосипеды (правда, со скрученными рулями).
«Я ВЕГЕТАРИАНЕЦ УЖЕ 27 ЛЕТ. ЗАГЛЯНИТЕ В ГЛАЗА КОРОВЕ — В НЕЙ ЧЕЛОВЕЧНОСТИ БОЛЬШЕ, ЧЕМ У УПРАВДОМА ИНОГО»
— На велосипеде вы раньше и на работу ездили — разными маршрутами, после того как болгарские спецслужбы с помощью КГБ убили в Лондоне Георгия Маркова. Этот диссидент, сидевший на Би-би-си в кабинете по соседству с вашим, как известно, погиб от укола отравленным зонтиком...
— Сейчас уже так на работу не добираюсь — полтора часа крутить педали! Но часто доезжаю до ближайшей станции метро...
— По эскалатору все еще бегаете?
— Во всяком случае, поднимаюсь пешком. Люди, которые меня давно не видели, при встрече говорят: «Смотри-ка, время идет, а он не меняется». Один из знакомых как-то добавил: «Либо Горец, либо вампир».
— Мото— и яхтспорт, скейтбординг — эти занятия настоящих мужчин требуют огромных энергетических затрат. Неужели вы по-прежнему никого не едите?
— Я вегетарианец уже 27 лет — по убеждениям нравственным и принципиальным. Рыбу ем. Как работник радио, я остановился на линии звука: все, что безголосо, можно есть.
Оззи Осборн сказал: «Я бы открыл ресторан и всем, кто просит бифштекс, приводил бы корову и говорил: «На, режь сам». Потому что есть колоссальная широко распространенная ложь, притворство: «Я хороший человек, но бифштекс кушаю». Вы загляните в глаза корове — в ней человечности больше, чем у управдома иного. Потому что там есть доброта, материнская любовь, не случайно же «Пинк Флойд» вывели корову как символ всего материнского на обложку. И люди, которые работали на мясокомбинате, знают, что за зверство там творится во имя человечества. Поэтому я просто не хочу в этом участвовать. А со временем вкус и запах мяса стал мне омерзителен.
Ольга до знакомства со мной мясо употребляла, но сейчас еще более убежденная вегетарианка, чем я.
— Утром жена безропотно трет вам морковку?
— Иногда, но, вообще-то, за еду отвечаю я. Чаще всего дома едим итальянские спагетти с простым свежим помидорным соусом. Мне много есть нельзя — живот в морском флоте испортили антибиотиками. Потому я и сохранил юношескую стройность.
— Однажды вы сравнили правильно сваренные макароны с грудью молодой женщины...
— Мы привыкли относиться к макаронам, как к чему-то, связанному с армейско-пионерско-лагерной столовой. Только в Италии я понял, как важно их не переваривать.
— И в качестве обязательного салата — побольше морковки с чесноком!
— Сейчас чеснок в сыром виде я уже не ем. Правда, есть один хороший рецепт: небольшие зубки накалывать на шпажки и глотать целиком — отличное антимикробное средство.
«КОГДА ОБЪЯВИЛИ: «РУКОВОДИТЕЛЬ АНСАМБЛЯ — ВСЕВОЛОД ЛЕВЕНШТЕЙН!», ПО ЗАЛУ БУДТО РЯБЬ ПРОБЕЖАЛА, Я ПОНЯЛ, ЧТО НАРОД ЭТУ ФАМИЛИЮ НЕ ПОЙМЕТ, А ТО И НЕ ПРОСТИТ»
— Теперь вы сэр, награжденный рыцарским орденом, а ведь было время, когда Сева Новгородцев спал под роялем Давида Голощекина...
— Ну, не в буквальном смысле, конечно, а возле рояля. Давид с женой располагались в одном углу комнаты, а я — в другом. Это Голощекин меня заприметил и вовлек в джаз-октет (одно время мы постоянно играли в молодежной передаче Ленинградского телевидения).
— Совершенно согласна с поэтом Игорем Иртеньевым, написавшим в «Ударной тридцатилетке», вам посвященной: «Нет, все-таки правильно, Сева, вы свалили тогда за бугор». Вы тихо-мирно жили в Купчино, носили отцовское кожаное пальто и хозяйственную сумку, но первая ваша жена — Галина Бурханова все-таки уговорила вас эмигрировать.
— Галочка — замечательная женщина, правда, мы с ней сейчас не общаемся. Да и тогда мы с ней были в разводе, только я хотел снова склеить семью, а семья хотела уехать.
— Вам ведь тоже было от чего бежать?
— Самая жуткая моя история в СССР носит сексуальный характер. Меня часто спрашивают: «Какую самую лучшую женщину вы знали?» Лучшую не помню, а вот худшую помню. Это грустная, в общем-то, история... Мы приехали в Ижевск на гастроли. И мой приятель затащил меня за компанию в гости. Это называлось тогда «на контору пойти». У гастролирующего артиста часто так бывает. Долгие отлучки...
Я ухаживал за хозяйкой дома, вдовой какого-то лихого летчика. Вспоминать это страшно. Наутро она вышла меня провожать, стояла в широком габардиновом сером пальто и махала платочком. Это было трагично, грустно и ужасно. Мы провели время в какой-то избе, со всеми вытекающими отсюда последствиями...
Из досье «Бульвара Гордона».
«В автобиографии Новгородцев рассказывал, что самым тяжелым испытанием для него оказались расставания с первой и второй женами: «Я развелся с Галочкой, с которой мы уезжали из Союза, и перебрался на ПМЖ к актрисе Карен Розмари Крейг. Ее отец, Арчибальд, был трубачом в джаз-оркестре британских ВВС во время войны. Английский вариант Глена Миллера. Этот джаз-банд был одним из лучших в стране и продержался до самой эпохи рок-н-ролла. К моменту нашего знакомства Арчи Крейг был еще крепким дядькой, ежедневно доставал из футляра свою трубу. Ну и я начал доставать свой саксофон за компанию. Хоть это происходило все реже: у Арчи была болезнь Альцгеймера, он постепенно перестал узнавать знакомых, потом родню, потом самого себя в зеркале.
Году к 97-му отношения с Карен Арчибальдовной скисли окончательно. Она сильно изменилась, стала командно-агрессивной. Пристрастилась к дегустаторству вина, на год была лишена водительских прав. Я просил ангелов, чтоб помогли.
В 1998 году в Питере была крупная выставка Британского бизнеса. На стенде Би-би-си я работал экспонатом. Во всех других отношениях выставка провалилась, поскольку в те дни в России наступил дефолт. Но у меня все вышло совсем наоборот — я познакомился с Леликом, Ольгой Шестаковой, питерской художницей и дизайнером по костюмам. Осень 1998-го прошла в ежедневных перезвонах и эпизодических встречах в Таллинне, Праге, а потом в Израиле, откуда мы приехали вместе в Лондон и поселились в Гринвиче. В мае 1999-го сыграли свадебку».
— Знаменитая фраза тех лет: «Ехать надо не куда, а откуда»...
— Иллюзий я никаких не питал, поскольку плавал за границу больше года и насмотрелся там на несчастненьких наших беженцев.
— Флотская жизнь не только расширила ваш кругозор, но и подарила фамилию, без которой вас уже трудно представить...
— Да, был у нас на теплоходе «Верхоянск» Эстонского Госморпароходства, где я плавал третьим помощником, помполит Новгородцев. «Помпа», которого уже давно нет в живых, оказался человеком уникальным: другие раздавали матросам деньги, положенные на культурные нужды (40 инвалютных копеек на человека в сутки загранплавания), а он откладывал, копил. Потом покупал команде полезные вещи: духовое ружье с пульками или большой настольный хоккей — очередь стояла поиграть-пострелять.
Фамилию Новгородцев я вспомнил на первом концерте с ВИА «Добры молодцы», когда объявили: «Руководитель ансамбля — Всеволод Левенштейн!». По залу будто рябь пробежала, я понял, что народ эту фамилию не поймет и даже где-то не простит. Было это четыре десятка лет назад — с тех пор я и сам привык, и люди привыкли.
— Физической работы вы не боитесь еще с флотской юности — студентом мореходки за Онегой картошку копали голыми руками...
— Я же в 19 лет был кочегаром, так что, например, умею обращаться с совковой лопатой. Технику мне поставили на всю жизнь — там другого выхода просто нет. Не то чтобы мне сейчас это было нужно каждый день, но всякое умение когда-нибудь пригождается. Я вас уверяю, из 10 интеллигентов вряд ли один умеет правильно обходиться с молотком: надо позволять работать не руке, а инструменту, который должен балансировать. В общем, целая наука...
— Настоящему британцу положено иметь собственный сад — хватает ли времени его возделывать?
— Сад уже был — с Кариной Арчибальдовной — приходилось и листья убирать, и траву стричь. Сейчас мы с Ольгой живем в многоквартирном здании бывшего госпиталя в Гринвиче, построенного во время Крымской войны знаменитой Флоренс Найтингейл. Дом называется «Флоренс-хаус». У меня угловая квартира на верхнем этаже — 23 окна, высокие потолки, старинный парк, за которым, по счастью, смотрят садовники.
Кстати, Гринвичский парк — малоизвестное, но чрезвычайно достойное место. Когда-то это были охотничьи угодья короля Генриха VIII, и в одном из закоулков парка, о котором знают только местные, до сих пор живут олени. На двух гектарах земли они с XV века и ходят. Их поддерживают, кормят, стригут.
Еще в парке построена первая Гринвичская королевская обсерватория. В общем, гулять в этих местах одно удовольствие. Было время, я здесь разъезжал на роликах. Мальчиком катался на коньках, и технику мне восстановить удалось довольно быстро — в течение двух недель вернулись все залихватские жесты, и я носился по парку, тряся седыми кудрями. Понту много было, народ слегка столбенел...
05.02.2010 15-27
|
