Юрий Башмет: "Я и альт — это две половинки целого"
www.izvestia.ru
24 января знаменитому музыканту Юрию Башмету исполняется 55 лет. Худрука двух оркестров — камерного "Солисты Москвы" и симфонического "Новая Россия", а также двух фестивалей — на Эльбе и "Декабрьских вечеров" в Москве застать дома практически нереально.
- У вас никогда не возникало ощущения, что для альта вы сделали гораздо больше, чем заслуживает этот инструмент?
- Нет. Я так не думаю. Скорее наоборот, можно было сделать гораздо больше. Он того достоин. Я и альт — это две половинки целого. Хотя пробиваться мне было особенно трудно. Нужно было, чтоб инструмент начали воспринимать как солирующий, ассоциировать с моим именем. Дороги пианиста, скрипача и виолончелиста были уже давно проторены и ясны. Допустим, архиталантливому Виктору Третьякову не нужно было пробиваться. Он в 19 лет получил Первую премию на конкурсе Чайковского — одном из символов советской системы, и ему уже не надо было думать о своей карьере. Другое дело, как складывается эта карьера потом... Но ему и лет, как нам всем, сегодня немало. Но в начале пути он имел колоссальный трамплин советской системы, был ее лицом, как Юрий Гагарин.
- Ревнуете?
- Ни в коем случае. Я себя ни с кем не сравниваю ни в минусе, ни в плюсе. Просто привожу примеры. Вот Володя Спиваков тоже фантастически талантливый человек, но он не был лицом системы, каким был Витя. К чему это привело? К тому, что он сам занимался своей карьерой, как и я, и таким образом оказался абсолютно защищенным после развала Советского Союза. Это ничего не изменило — ни для него, ни для меня.
- Только ленивый в музыкальных кругах не обсуждает ваши сложные, если не сказать плохие, отношения с Владимиром Спиваковым. Хотя вы даже начинали в "Виртуозах Москвы"...
- Я никогда не работал в "Виртуозах". Я был с ними лишь в двух поездках — по просьбе Вовы и заместителя директора Госконцерта, когда у меня только начиналась карьера. Помню, я дико этому сопротивлялся — боялся намертво сесть в оркестре. Когда мы начинали, мы часто играли вместе, а потом действительно в наших отношениях возникла пауза длиной лет двадцать примерно. Чай вместе не пили, редко общались, но практически при каждой встрече пожимаем друг другу руки, целуемся...
Иногда он обижался на меня, хотя я ничего не делал, иногда я на него, хотя он ничего не делал. Его окружение, мое окружение раздували наши обиды и этим жили. Нас сталкивали не раз и будут еще сталкивать. Хотя играть вместе с Володей — замечательно. У него уникальное владение красками звука, а это у скрипачей очень редко встречается. Для меня это очень важно, я "красочник" по своей музыкантской природе. Так что мы сливаемся очень хорошо, когда играем вместе.
- Но в ваших биографиях столько похожего, если брать руководство оркестрами и фестивалями, что, кажется, без глобальной ревности здесь дело все-таки не обошлось...
- Я никогда не задумывался о зеркальности наших поступков. Да, быть может, когда уже были "Виртуозы", и вдруг создаются какие-то "Солисты Москвы" — это, конечно, было дерзко. Возможно, в этом причина какой-то реакции Спивакова, я не знаю. Потому что мы же никогда не конкурировали как инструменталисты. Я, например, занимался возвращением Гидона Кремера в Советский Союз. Министр культуры, с которым я об этом говорил, спросил: "Почему никто из его коллег-скрипачей этим не занимается?" Я отвечаю: "Очень просто. Потому что если вернется Кремер, то все места быстро сдвинутся. А меня это не касается, потому что я на альте играю, а он на скрипке".
Создание оркестров — сначала камерного, а потом и симфонического — или организация фестивалей было для меня совершенно естественным шагом. Мне оказались узки рамки одного амплуа. Невозможно всю жизнь играть одни и те же сочинения десяти композиторов только для того, чтобы ездить по миру и банально деньги зарабатывать. Хочется питаться чем-то новым, неизведанным, развивать себя, свой репертуар.
- Дирижерство изменило ваш характер?
- Я не заметил. Я по жизни не веду себя как дирижер, но когда встаю за пульт, тут, конечно, нужно бывает и волю, и власть употребить, чтобы увлечь за собой сотню людей. Безумно интересное, захватывающее это дело, которое, похоже, у меня неплохо получается. Даже было лестное приглашение, которое еще пока в силе, — возглавить очень хороший Токийский симфонический оркестр, с которым я выступил как приглашенный дирижер и имел огромный успех. Но я никуда уезжать не собираюсь и никогда не собирался. Я категорически не хочу и не могу жить в Японии восемь недель в году, как того желает руководство оркестра. Хотя мне очень нравится бывать в Токио, я могу отдать им только две недели из своего сезонного расписания.
- А как вы сами отличаете успешное выступление от рядового?
- Я всегда очень верил мнению моей мамы, хотя она была не музыкантом, но "от живота" чувствовала правду. Помню, однажды у меня был концерт во Львове, где она жила. Качественный концерт, но, может быть, не совсем вдохновенный. И я был очень расстроен. Она мне сказала: "Знаешь, дорогой мой, ты вырос в очень серьезного профессионала. А вдохновение — оно от Бога". Можно быть безумно уставшим, невыспавшимся, неразыгравшимся или даже больным — и вдруг все происходит идеально. А можно готовиться, готовиться, но в самый нужный момент получается пшик. Ничего заранее предугадать невозможно. Если бы я знал, чего талант не прощает человеку, за что карает, а за что награждает, я, наверное, жил бы как-то по-другому.
- Вам нравится быть отцом?
- Очень. У меня чудные дети. Очень умные и хорошие оба — и дочь Ксения, и сын Александр. А Ксюша еще и замечательная пианистка, и мне с ней очень нравится музицировать. И мама у них прекрасная. Она всегда им прививала чувство достоинства.
- А что папа прививал?
- В детстве они много недополучали от меня, так как я все время был на гастролях. Но самое главное, что мы — друзья по большому счету. Мы можем вместе что угодно делать и обо всем говорить. Это гениально.
- Когда за сутки иногда меняешь несколько часовых поясов и континентов и забываешь, какое сегодня число, по какой системе живешь?
- У меня все просто. Я никогда не перевожу часы. В Японии или в Америке на моих часах всегда московское время. В Москве я тоже ведь иногда не сплю и что-то делаю по ночам, а потом сплю днем.
- Недавно вы предприняли масштабный марш-бросок в российскую глубинку. Какие впечатления в остатке?
- Это было самое гениальное гастрольное турне в моей жизни. Самые сильные впечатления за многие-многие годы. Например, в Кирове последний ажиотажный концерт классической музыки состоялся 14 или 16 лет назад, когда туда "Виртуозы Москвы" приезжали. И с тех пор там не было ни одного стоящего концерта! Люди живут словно на Луне. А дорогу от Сыктывкара в Киров я запомнил на всю жизнь. Такого я себе даже представить не мог. Нам надо было преодолеть всего километров триста. Причем на шикарном новом джипе, который нам дал один из моих фанатов прямо из своего салона. Интересно, какому бедняге он достался после такого сумасшедшего тест-драйва... Так вот, километров двести мы ехали более-менее по-человечески, а потом началось фигурное катание на скорости три с половиной километра в час по каким-то нескончаемым ямам правильных геометрических форм. В какой-то момент езда по дороге становится абсолютно невозможной, и все машины дружно съезжают на обочину и оказываются в лесу, продолжая движение уже по болоту, между березками. Так называемая дорога существует только для того, чтобы понимать, в каком направлении надо двигаться.
Или вот еще один феноменальный сюжет. Вдруг в Якутске появляется девушка с очень сексуальной фигурой в черном облегающем платье типа "фрак": впереди чуть выше коленок, а сзади — до пола. Вошла и говорит: "Автограф, пожалуйста". А рядом стояли представители местной элиты: директор филармонии, кто-то из городской администрации. Они прямо вытянулись в струнку, когда она вошла, и сразу спросили: "А как вы доехали?" Она говорит: "Как? На оленях". "А сколько же вы ехали?" — "Четыре часа". — "А дальше?" — "А дальше — два часа на вертолете". Я тогда вступаю в разговор: "Простите, а назад как?" Она говорит: "Ну, здесь переночую и назад так же". "Где же вы живете, что на оленях? Как вы узнали о концерте?" — "Как, как? — возмутилась она. — Телевизор у меня есть с антенной сателлитной". Елки-палки! Я говорю: "А как же называется ваша деревня?" Она говорит: "***зыл". Я не понял, говорю: "Можно еще раз?" Она снова: "***зыл". Потом говорит: "Да нет, вы все равно не запомните. Я вам советую: откройте интернет и посмотрите, четыре месяца назад на нашу деревню было нападение белых медведей, очень много людей погибло. Поэтому мы стали знаменитыми на весь мир. В интернете вы легко найдете название моей деревни". Разве такое забудешь? Я до сих пор в шоке.
24.01.2008 17-07
|