Михаил Жванецкий: «Сострить еще могу — рассмеяться некому»

«Бульвар Гордона»

Новый анекдот от Жванецкого: «Таможенник свою дачу строил и ломал, строил и ломал: «Нет, это нескромно!.. Скромнее, не таким я себя вижу». Строителям говорил: «Думайте, ребята, думайте, пусть будет в пять раз дороже, но вдвое скромнее».

Минувшее лето Михаил Михайлович провел плодотворно. С семьей побывал в Венеции. За границей набрался ярких впечатлений и мыслей о том, что там все в нетронутом виде стоит века. «А что показывать у нас? Все время перемены».

На оставшиеся от путешествия летние месяцы перебрался в родную Одессу, где написал столько, что хватило на новую программу. Он дал ей подкупающее зрителя название: «Концерт для своих». На его обкатку и сбор первого урожая, как обычно, приехал в Киев. «Цель — высказаться, хотя задача, — признался он, — заработать». И не прогадал. Аншлаг во дворце «Украина» подтвердил: кому же не лестно побывать «в своих» у самого Жванецкого?

«Как быстро изменилось время! — ностальгирует автор бессмертных «Собрания на ликеро-водочном заводе» и «Раков по три и по пять». — Вот уже советское считается старым.

Зато теперь, по мнению героя его рассказа «Вперед, мэр!», жить стало лучше... Лучше, говорит мэр, стало потому, что разрыв между богатыми и бедными сократился, до полного слияния: «Какая статистика?! Я — мэр, блин! Если ты, мой сотрудник, мне не веришь, под утюгом, сука, поверишь!».

С удовлетворением отмечаю: Жванецкий как бы законсервировался, говорит и выглядит так же, как десяток лет назад. На сцену выходит бодро, с неизменным портфелем неопределенного цвета — то ли желтым, но почерневшим, то ли черным, но пожелтевшим. Так же скороговоркой читает с листа, исписанного от руки. Текст свежий, автор иногда запинается, доверительно сообщая: «Читаю впервые».

И все-таки он изменился. Хотя в нем все еще много от «лирического сатирика», как некогда назвал его великий Товстоногов, но тональность последних рассказов стала жестче. Жванецкий — барометр, по нему можно измерять общественно-политическую температуру.

Почему-то Украина ему кажется более благополучной. Но и она «тоже интересная страна... Вы из тех же избираете тех же».

Однажды Путин рассказывал анекдот Жванецкому. Смешно уже само по себе. Про евреев, конечно... Еврей приходит к ребе и спрашивает: «На ком жениться? На бедной или на богатой?». Ребе говорит: «Женись на богатой». Через месяц еврей снова приходит к ребе: «Что-то не то, может, жениться на бедной?». Ребе говорит: «Женись на бедной». Через месяц снова у ребе: «Опять что-то не то». Тогда мудрый ребе говорит: «А не хотел бы ты перейти в православие?».

«Посадили меня в 13 ряду рядом с Путиным, — продолжил Жванецкий. — Получил я потом фотографию, а там все смотрят на сцену, один я, как дурак, смотрю по сторонам: видят ли, с кем рядом сижу? Путин ушел, а ко мне выстроилась очередь человек в 500. Один просит: «Миша, ты должен прийти ко мне на премьеру», другой: «Прочитай мою книгу»...

Это иллюзия, что времена и люди меняются».

«Нигде так не ощущается утечка мозгов, как в юморе, — говорит Жванецкий и добавляет: — Сострить я еще могу — рассмеяться некому». Ну, не надо, не надо... Зал не смеялся, зал ухохатывался.

Но вот феномен: записанный за Жванецким текст и текст, услышанный в его исполнении, — «две большие разницы», как говорят в Одессе. Это потому, что он читает, как дышит, а дыхание не передать на бумаге. Попробуйте представить этот монолог в его исполнении:


«В конце концов, кто я такой, чтоб не пить? (Отрываясь от листа, с чувством только что открытого в себе таланта произносит в зал: «В этой фразе есть все»). Что я из себя корчу?.. Не умничай, бери водку!.. На чьем фоне ты, гад, хочешь жить?..».

Или такое:

«Алло, это почта? Мы утром давали телеграмму. Если еще не послали, исправьте, пожалуйста, «поздравляю» на «проклинаю», а дальше все то же самое». Или, например, афоризм: «Если вы ревнуете, значит, у вас есть основания и нет шансов».

Считается, что Жванецкий — юморист или сатирик. На самом деле, он и то, и другое, и третье — он мыслитель. Просто если другие мыслители видят в жизни трагическое, он подмечает в ней смешное. Что, в сущности, одно и то же.

Но имидж, как известно, все. Имидж писателя, который должен смешить, стоит ему дорого. Трудно поверить, но приходится, что писатель, удостоенный множества литературных наград, мандражирует перед концертом, как двоечник перед экзаменом.

А еще новое, чего за Михал Михалычем раньше не водилось, — он стал кокетничать с залом. Прочитает что-нибудь особенно удачное и спросит: «Ну что, я действительно талант, да?». Публика счастлива. Она прощает ему эту слабость, понимая, что он дурачится, как ребенок, дергающий бумажный бантик перед носом котенка, и что ребенок в самом деле талант.

26.10.2007 10-48