Солнце в кадре

Русская Германия

Дай Бог всем мужчинам прожить жизнь, так как он. Всегда занимаясь любимым делом и имея рядом с собой нежную и верную спутницу. Оптимизм неизменно поддерживал его.

- Знаете, Ира, - признался Ян Борисович в нашем последнем разговоре, - я старался получать с каждого фильма 'навар', работать так, чтобы мне это доставляло удовольствие. Я, улыбаясь, возвращался домой. Во время работы над картиной 'Дон Сезар де Базан', съемки часто велись ночью, в Ломоносовском дворце. 'Вика, ты не поверишь, - сказал я жене как-то после съемок, - сейчас 6 часов утра, а я не устал. Так мне было интересно. Счастье улыбалось ему в жизни. Юбиляр этого и не отрицает:
- На киностудии часто говорили, что Фриду везет. Если были намечены дорогие летние съемки с большой массовкой, и позарез требовалось солнце в кадре, то всегда была хорошая погода. Не знаю, почему так получалось:

Сейчас солнце светит в окна их двухкомнатной квартиры в Штутгарте. Восемь лет назад режиссер и его супруга перебрались в Германию, решив быть поближе к дочке и внуку. Впрочем, дом их также открыт для гостей, как когда-то в Питере. Виктория Захаровна непременно усадит за стол, чтобы угостить салатом собственного приготовления. Ей не лень готовить в отличие от многих эмигрантов, предпочитающих покупать готовое в магазине.

В комнате на полную катушку работает русское телевидение. И к приходящему с обязательным визитом медбрату Томасу они обращаются тоже по-русски. Самое забавное, что, по-моему, он прекрасно понимает, о чем идет речь.

- Виктория Захаровна, как же вы рискнули в столь немолодом возрасте переехать в чужую страну?

- На нас очень повлиял один случай. К нам часто в гости заходил сосед Вася, одалживал деньги на выпивку. В очередной свой приход он заявил: 'Виктория Захаровна, сейчас в Ленинграде очень большой амсе-е-митизм, - он долго выговаривал это слово. - Моя мама русская, она такая же пьянь, как и я. Но если к вам будут ломиться в дверь, она встанет у двери с иконой, и вас никто не тронет'. Я как представила себе эту картину, что у нашей двери будут стоять с иконой: И сказала: 'Янушек, надо уезжать'.

Вот говори ни говори, что человек сам хозяин своей судьбы, а на самом деле жизнь состоит из таких случайных эпизодов. Самой любимой картиной Горшениной до войны был фильм 'Возращение'.

- Я его двенадцать раз смотрела, все фразы наизусть помнила. Там бесподобно играл Николай Симонов. И даже не подозревала, что режиссером фильма был Фрид. Только когда мы познакомились, я об этом узнала. Меня как током ударило: 'Как, это ты снял?! Это же мой любимый фильм!'

Случай сыграл свою роль и в жизни самого Фрида. Потому что если бы на свете все складывалось закономерно, то мальчик из многодетной еврейской семьи стал бы, наверное, инженером или даже торговым работником.

- Мой отец служил приказчиком в магазине Годолова, такие магазины были во всех городах Сибири, в том числе и в Красноярске, где мы жили. Это была обычная мещанская семья, но, к сожалению, отец имел одну всепоглощающую страсть - он был заядлым картежником. И наша жизнь - как корабль: то шла прямым курсом, когда отец выигрывал, или ложилась в дрейф, когда ему не везло. Впрочем, даже если он выигрывал, то все равно оставался нищим, потому что одалживал деньги на очередную игру. А играл он каждую ночь в течение всей своей жизни!

- И как же вы жили, если отец все тратил на карты?

- Сибиряки очень порядочные люди и умеют помогать друг другу - когда отец проигрывался, то сосед или выигравший ссужал его деньгами. Была в этом своеобразная взаимоподдержка картежников. Так что голодать мы не голодали, но были на определенном пайке, и приходилось считать каждый рубль.

- Так что к театру ваша семья никакого отношения не имела:

- Мы сдавали комнаты артистам, с этого все и началось. Наш дом находился на Садовой улице, рядом с Городским садом, а в центре города был Красноярский театр - хороший, красиво отстроенный. Красноярск в начале века жил богатой купеческой жизнью, здесь нанимались лучшие труппы, лучшие актеры. И артисты, снимавшие комнаты, брали нас с собой в театр; в 1916 году мне было восемь, а моему брату Григорию - одиннадцать.
Мы сидели в гримуборных: кто-то нас угощал сладостями, кто-то посылал за водкой. Вот так мы пристрастились к закулисной жизни и стали театральными мальчишками. И там, где по ходу пьесы требовались дети, мы выходили на сцену.

- Свою первую роль помните?

- Конечно, это было в 'Днях нашей жизни', пьесе Леонида Андреева о студенческой жизни, где я играл маленький эпизодик - мальчишку, подметающего дорожки. 'Здравствуй, дядя Леша!' - говорил я старшему дворнику, на что он, с большой метлой, грозно спрашивал: 'Почему без уважения со мной разговариваешь?' На это я ему что-то такое отвечал и пытался пробежать мимо него. Дворник же подставлял мне свою метлу, и я падал тут же на сцене, чем вызывал взрыв хохота в зале:
А потом наступила Октябрьская революция, которую я, будучи мальчишкой, воспринял как новый спектакль, сверхсобытие. Мне страшно интересна была вся эта атрибутика: знамена, люди с маузерами и наганами. И когда банды Соловьева стали окружать наш город и был объявлен добровольный набор коммунистов на борьбу с белыми, я тут же пошел на эту комиссию.

- Вам же было 11 лет?!

- Двенадцать. Члены комиссии, когда меня увидели, долго хохотали, а потом отправили домой. Я так обиделся, что просто не знал, что делать? И когда выходил, то в коридоре прочитал, что идет набор на 6-недельные курсы сестер милосердия. И я пошел на эти курсы.

- А что вам на все это родители сказали?

- Знаете, родители как-то мало нами интересовались. Мать была вся в хозяйственных заботах: столько детей в семье, их надо было кормить, ходить на базар: Мы были, в сущности, предоставлены сами себе. Поэтому я спокойно пошел на эти курсы, окончил их и стал братом милосердия, даже научился делать самую сложную перевязку - 'шапку Гиппократа'.
Школу, конечно, я в эти годы практически не посещал, а двойки и тройки получал как самые лучшие отметки. Это было революционное время, и жаль было тратить его на себя, на свои личные дела. В 14 лет я подал заявление и был принят добровольцем в Красную армию, стал работать в военном госпитале братом милосердия. А тиф, надо сказать, был тогда страшенный. И когда я снимал халат, то с него вши сыпались. Каким-то чудом я не заболел. А через восемь месяцев появился приказ Реввоенсовета республики о демобилизации из армии малолетних...

Кино пришло в жизнь Яна Фрида в тридцатые годы. Закончившему киноакадемию при ВГИКе молодому режиссеру поручают сделать короткометражку по чеховскому рассказу 'Хирургия'. Всем остальным было неохота возиться с таким фильмом: работы много, а денег за такую картину платят значительно меньше.

- Я был очень горд, что сниматься в картине согласились корифеи - Игорь Ильинский, Екатерина Корчагина-Александровская, Иван Москвин, к тому времени возглавлявший МХАТ. Правда, в работе с этим артистом все усложнялось тем, что он читал 'Хирургию' в присутствии самого Чехова и читал столь смешно, что Антон Павлович падал от хохота со стула. Поэтому Москвин, чувствуя за спиной великого писателя, со мной общался особо и на все мои просьбы что-то изменить в роли, апеллировал к Чехову. Я же чувствовал, что он играет плохо. Москвин был гениальным актером, но так много читал этот рассказ с эстрады, что в его исполнении появились штампы. И потом он форсировал звук, говорил нарочито громко, как театральный актер, а в кинематографе эта липа сразу видна.
Тогда я, договорившись со звукооператором фильма, придумал такой ход. Мы будто бы расстроенно обратились к Москвину: 'Иван Михайлович, не знаем, что и делать. Вы слишком громко говорите, ниточка все время лопается. Придется ее менять, а на это уйдет не меньше двух часов'. Нужно объяснить, что микрофоны Тагера в это время состояли из такой тонюсенькой нитки, которая очень нежно реагировала на звук. 'Что же ты мне раньше ничего не сказал?!' - загудел Москвин. И с этого момента все пошло как по маслу:

Огромный успех принесла режиссеру картина 'Двенадцатая ночь' с великолепной Кларой Лучко, Михаилом Яншиным и Георгием Вициным. Кстати, этот фильм тоже отмечает в этом году своеобразный юбилей - пятидесятилетие выхода на экран. 'Двенадцатая ночь' была отмечена на Эдинбургском фестивале, о ней писала пресса Нью-Йорка и Лондона, но самое главное - она была невероятно кассовой, лидером кинопроката. Что бы сказали автору фильма где-нибудь в Голливуде? 'О'кей, старина, ты - молоток. Давай, делай деньги, у тебя получается!' Советские деятели от кино заставили Фрида снимать колхозную картину. Тут, правда, возникли осложнения:

Фильм 'Чужая беда', в котором главную роль исполнил артист Михаил Кузнецов, посмотрела министр культуры Фурцева. Она заявила, что председатель колхоза - развратник, а картина является пасквилем на советский образ жизни (герой Кузнецова влюбился в бухгалтершу, и эта линия проходила через весь сюжет). В результате фильм закрыли, режиссеру влепили выговор и снизили категорию. Правда, через некоторое время 'Чужая беда' все-таки вышла на экран. Секретарь Рязанского обкома, тот самый, кто первым провозгласил на всю страну, что мы лучше Америки, застрелился. Напомним, что все это происходило в год, когда СССР по 'молоку и мясу обогнала Америку', и через две недели должен был состояться съезд 'победителей'...
Так несчастье с секретарем обкома оказало, как это ни странно, добрую услугу фильму. Снова счастливый финал, как и в большинстве картин Яна Фрида. Кстати, меня всегда удивляло, каким образом в застольные семидесятые годы, режиссеру позволяли снимать только музыкальные комедии и ни одного производственного фильма.

- После выхода 'Двенадцатой ночи' мне пять лет не давали работать, - рассказал режиссер. - И только, когда я снял 'Зеленую карету', чиновники поняли, что такие фильмы могут делать план и приносить хороший доход. После этого мне разрешили снимать музыкальные картины, и уже не я просил, а меня просили. Мне звонили с телевидения и настаивали: 'Ян Борисович, вы нам должны непременно сдать к Первому мая новый фильм'. Дело в том, что деньги давало не Госкино, а телевидение, объединение 'Экран'. А там были заинтересованы в том, чтобы к каждому советскому празднику выпустить новый музыкальный фильм, позволяющий зрителям немножко отдохнуть. И поэтому мне оплачивали большую смету, кордебалет, вокалистов, оркестр. И если цензоры настаивали, что нужно бы изменить или убрать текст в том или ином эпизоде, я говорил, что, мол, извините, это вы обращайтесь к Шекспиру, Тирсо де Молина, Лопе де Вега...

- Ну да, вы сами рассказывали, что, работая над 'Сильвой' вместе с Михаилом Мишиным, переписали либретто от первого до последнего слова.

- И не только 'Сильву'. Большинство прекрасных оперетт Кальмана, Оффенбаха, Штрауса имело на редкость неудачные либретто, скучные, громоздкие, с картонными персонажами. Поэтому на полках советских музыкальных театров годами пылились великие партитуры, и до 70 - 80-х годов эти оперетты практически не шли в их репертуаре. Приходилось заново писать текст, вставлять новых героев и заказывать композиторам музыку, для того, чтобы она монтировалась с новым либретто.

Реанимировав, по сути, жанр музыкальной комедии, во второй половине жизни Ян Фрид смог наконец снимать, то, о чем всегда мечтал.

Впрочем, два творческих замысла режиссеру так и не удалось воплотить в жизнь. Съемкам музыкальной комедии 'Неравный брак' помешала война. В картине, которую Ян Фрид начал снимать по пьесе братьев Тур, американский миллионер завещал своему прохвосту-сыну найти невесту в России... Звезды отечественного кино - Меркурьев, Толубеев - должны были играть в комедии. Главную роль исполнял Марк Бернес. Семейный архив Яна Борисовича сохранил этот снимок: в садике 'Ленфильма' фотограф щелкнул режиссера и Марка Бернеса 22 июня 1941 года. Они ждали учителя танцев, который должен был учить артиста чечетке...

Другой фильм по испанской пьесе XVIII века не смогли снять из-за отсутствия средств на постановку. Михаил Боярский должен был сыграть героя, эдакого человека-невидимку, который превращается то в одного персонажа, то в другого. Крушение российского кинематографа и полное безденежье начала девяностых сделали невозможным съемки.

Впрочем, нежно любимый Фридом артист все-таки снялся в последнем фильме режиссера - в 'Тартюфе'. Забавная история о том, как Боярский принял участие в картине вместо тогдашнего министра культуры Юрия Соломина, уже публиковалась на страницах 'РГ/РБ'.

Нужно сказать, что артисты вообще любили сниматься у Яна Борисовича. Быть может, потому, что он всегда бережно к ним относился и старался создавать на площадке лучшие условия. Впрочем, и сам режиссер осторожно подходил к выбору исполнителей.

- В какой-то момент я понял, что не хочу больше заниматься познаванием чужих артистов и мне приятней работать с теми, кто понимает меня с полуслова. На студии этих актеров так и звали - труппа Фрида, потому что они снимались почти в каждом моем фильме. С Михаилом Светиным, Игорем Дмитриевым, Михаилом Боярским нас объединяли не только общие вкусы и эстетика, но и долгие годы знакомства.

- Ян Борисович, а никогда не было желания самому поиграть в собственных картинах?

- Я всегда был убежден, что режиссер не может и не должен становиться актером в своих же фильмах. Правда, один раз я изменил принципу, в картине 'Дон Сезар де Базан', где сыграл учителя танцев. В этом фильме, снятом в год моего очередного, восьмидесятого юбилея, я решил внедрить 'семейный подряд'. Здесь играла Виктория Захаровна, мой внук Алеша, да и самому пришлось оставить своеобразный 'автограф'.

- А к супруге на съемочной площадке не предъявляли претензий?

- Я очень жалею, что смог снимать Вику только в моих последних фильмах. Она всю жизнь проработала в театре Аркадия Райкина, где было всего девять актеров. Съемки в кино были исключены, потому что отсутствие даже одного члена труппы становилось катастрофой. Впрочем, и сам Райкин ревниво относился к артистам и не разрешал им играть 'на стороне'.
А что касается вашего вопроса: Горшенина никогда не вела себя на съемках как режиссерская жена. Она не тянула одеяло на себя и была доброжелательна со всеми на площадке. Вика вообще очень эластична по характеру, ей всегда удается быть в форме. Веселость, жизнерадостность - ее внутренняя интонация. Я же часто поддаюсь нервной экзальтации, очень возбудим и переживаю каждую несправедливость во сто крат сильнее, чем она того заслуживает:

- Что вам не хватает в Германии, Виктория Захаровна?

- Общения с друзьями, наверное, - с грустью призналась актриса. - Недавно в Штутгарт приезжал Костя Райкин, заходил в гости. Игорь Дмитриев несколько лет назад снимал фильм о Яне. Но эти встречи так редки.

- А по Петербургу не скучаете?

- Знаете, однажды мы ездили в Ленинград, прогулялись по Большому проспекту, где раньше жили. Зашли в наш дворик - там все осталось, как было. В парадном вместо стекла - фанера, лампочка в подъезде не горит. И я попросила: 'Ян, давай не пойдем. Страшно:'

В Штутгарте снова солнце. В отличие от пасмурного Питера, юг Германии обычно радует погодой.

03.06.2003 12-33