Леонид Комаровский: "Убивать Ниязова никто не собирался"

izvestia.ru

Леонид КОМАРОВСКИЙ - в прошлом советский журналист, а ныне бизнесмен из США, обвиненный в покушении на президента Туркменистана Сапармурата Ниязова и участии в провалившемся 25 ноября 2002 года государственном перевороте в Ашхабаде - великодушно прощен "отцом всех туркмен" и отпущен на свободу после пятимесячного заточения, пыток и угроз. Первое интервью бывший узник дал корреспонденту "Известий" Вадиму РЕЧКАЛОВУ. Выяснилось, что освободиться из тюрьмы Комаровскому помогло американское гражданство и недюжинные литературные способности.

Комната дяди Лени

Леониду Комаровскому 55 лет. Родился в Москве. 15 лет проработал репортером в "Строительной газете", снял несколько сюжетов для известной в конце 80-х передачи "Прожектор перестройки". Затем ушел в бизнес. В 1995-м эмигрировал в США, в 2001-м получил американское гражданство. Живет в Ньютоне, штат Массачусетс.

- С какой целью вы приехали в Ашхабад в ноябре прошлого года?

- К моему другу Гуванчу Джумаеву, с которым знаком с 1990 года. Тогда в Туркмении он был бизнесменом № 1. Мы вместе делали деньги. Поставляли в Ашхабад компьютеры, продукты, алкоголь, сахар. Очень широко работали: ну, представьте пароход сахара стоит порядка $4 млн, а мы такие пароходы отправляли постоянно. В 1997-м Гуванча зажал туркменбаши, обвинил его в хищениях, начал отбирать собственность. Гуванч сбежал от него в Москву, но был выдан российской прокуратурой в связанном виде. Мы, его друзья, подняли тогда грандиозный международный скандал. В результате Джумаев был выпущен из туркменской тюрьмы, прощен, но из страны выехать уже не мог. И весь его бизнес проваливался. Я решил помочь. Купил в Праге два контейнера чешского пива на 17 тысяч долларов и отправил в Ашхабад. Договорились, что осенью я приеду, мы посмотрим, как продается наше пиво, чтобы решить продолжать бизнес или нет.

- То есть вы приехали исключительно по бизнесу?

- Не совсем. Гуванч очень близкий мне человек, мы дружим семьями. Когда у нас был дом в Евпатории, он посылал к нам на лето своих дочерей, причем без взрослых. Для человека, живущего в Азии, - это суперподвиг. Я прилетел в Ашхабад утром 23 ноября. Остановился, как всегда, у Гуванча. У него особняк в центре города, там, на втором этаже, есть комната, которая так и называется - "Комната дяди Лени".

- 25 ноября туркменские оппозиционеры, в том числе и Гуванч Джумаев, планировали провести акцию протеста напротив парламента Туркмении. Вы знали об этом?

- Я узнал об акции уже в Ашхабаде. Накануне, 24 ноября, мы с Гуванчем были на дне рождения у его племянницы, затем поехали в дом к его отцу - старику по имени Розы. Там собрались будущие участники акции, человек 15-20. Потом мы поехали в дом, где находился Борис Шихмурадов. Пробыли там около часа. Шел разговор о предстоящей акции. Что люди устроят демонстрацию перед зданием меджлиса (парламент. - "Известия"), попытаются войти внутрь, переговорить с депутатами. Что туда же привезут президента Туркменистана Сапармурата Ниязова. Сядут все вместе и обсудят, что надо сделать, чтобы страна пошла по демократическому пути.

- Борис Шихмурадов, с которым вы встречались накануне акции, находился в то время в розыске. Как он попал в Туркмению?

- Нелегально. Перешел границу через пески в районе узбекского города Талимарджан Каршинской области. Точнее, переехал на мотоцикле "Урал" в ночь с 23 на 24 ноября. После событий 25 ноября он два дня скрывался на квартире своего приятеля в районе Старого аэропорта, потом до 14 декабря находился в узбекском посольстве. Затем у друга своего отца, который жил рядом с цирком. В этой квартире его и задержали 25 декабря 2002 года в 17.03. Точнее, Шихмурадов сам каким-то образом сообщил властям о своем местонахождении, потому что спецслужбы начали арестовывать его родственников.

- Вы американский бизнесмен, приехали к другу по делам и вдруг оказываетесь в компании людей, один из которых разыскивается властями, другие собираются проводить политическую акцию. Вам не показалось, что вас втягивают в опасную авантюру?

- Во-первых, Шихмурадов не беглый каторжник, а всего лишь подозреваемый, вину которого никто еще не доказал. Его обвиняли в краже пяти самолетов Су-17, полутора миллионов патронов, 9 тысяч автоматов, всего более чем на $30 млн. Я потом смотрел материалы дела, никакой вины Шихмурадова там нет, все имущество он передал "Росвооружению" по взаиморасчетам. Кроме того, за семь лет жизни в Америке я перестал быть советским человеком, перестал бояться власти. Ну, собираются люди пойти в парламент, поговорить со своими депутатами, что в этом плохого или незаконного.

- Вы принимали участие в акции?

- Да. Утром меня разбудил Гуванч и мы поехали к меджлису. Там собралось несколько десятков человек. Простояли, не выходя из машин, тридцать минут с 6.50 до 7.20. Потом разъехались. Акции, как таковой, не состоялось. Все ждали еще одну группу, которая должна была задержать кортеж президента и привезти Ниязова в меджлис. Они должны были подъехать на двух микроавтобусах - белых "Газелях". Позвонили, сказали, что едут, но так и не приехали.

- Они пытались перегородить дорогу президентскому кортежу "Камазом"?

- Не знаю, я там не был. В материалах дела "Камаз" есть. Но в любом случае убивать Ниязова никто не собирался. Просто хотели каким-то образом привезти его в меджлис.

- Как же можно "привезти" президента куда бы то ни было? Тем более деспота. Когда самое ничтожное посягательство может быть истолковано как покушение?

- Все зависит от точки зрения. Вот скажите, когда в 1944 году группа немецких офицеров засунула Гитлеру бомбу под стол, это был теракт?

- По форме, безусловно.

- А я думаю, что это был акт отчаяния, когда люди понимали, что страна гибнет из-за одного кретина. Когда нет возможности изменить ситуацию демократическим путем, а любое инакомыслие преследуется, тогда оправданы любые действия.

- Так вы все-таки пиво приезжали продавать или политикой заниматься?

- Я не туркмен и жить в Туркмении не собираюсь. И в правительстве туркменском работать тоже не намерен, что мне вешали на следствии. Мне там ничего не надо. Это был визит друга и бизнесмена.

Из рассказа Комаровского следует, что 25 ноября 2002 года в Ашхабаде планировалась громкая политическая акция. О серьезности намерений оппозиционеров говорит и то, что Борис Шихмурадов, рискуя свободой, нелегально прибыл в Туркменистан. И то, что Ниязова собирались "привезти в парламент". Очевидно, что и время проведения акции - 7 утра - было выбрано с учетом проезда президентского кортежа. Депутаты приходят на работу не раньше восьми, и смысла в демонстрации у пустого парламента не было.

- Когда вы узнали, что на Сапармурата Ниязова совершено покушение?

- В тот же день, часов в 5 вечера. По "Маяку" передали. Но я не связал это с нашей акцией, даже в голову не пришло.

- Когда вас арестовали?

- Сначала арестовали Гуванча Джумаева. 25 ноября в 6 вечера. Его вызвали в Министерство национальной безопасности (МНБ). Он уехал туда сам и больше уже не вышел. Теперь Гуванч осужден на пожизненное заключение. В тот же день арестовали его сына, а потом и семидесятичетырехлетнего отца.

- Вы все это время находились в доме Джумаевых. У вас не было опасения, что и за вами вот-вот придут?

- Абсолютно. Ведь я ничего плохого не делал.

- А Гуванч, его сын, отец - что плохого сделали они?

- Никто ничего плохого не делал. Гуванча постоянно вызывали в МНБ по всякой ерунде. После того как он уехал, он еще несколько раз звонил домой, говорил, что все нормально. И сын его звонил. А за мной пришли в три часа ночи с 26 на 27 ноября. Вызвали на улицу. Человек предъявил удостоверение следователя Генпрокуратуры. И когда я вышел за ворота, откуда-то начали сыпаться люди - с деревьев, с крыш, из-за угла. Человек 15 здоровых мужиков-оперативников. Это, оказывается, они приехали меня арестовывать. Запихали в машину и с эскортом отвезли в изолятор МНБ, очень торжественно. Там мне сообщили, что я, такой-сякой, подозреваюсь в нападении на милиционера. И у них есть три дня, чтобы во всем разобраться. Я отказался что-либо подписывать и потребовал американского консула. Меня отвели в одиночную камеру. Очень холодное помещение три на четыре метра с зарешеченным окном. На стене сидел варан - ящерица такая.

- С которым вы потом, конечно, подружились.

- Нет, он убежал. Я подружился с мышкой. Подвижная такая, серенькая. Я оставлял ей крошки, пытался с ней разговаривать. Спрашивал, зачем она живет в тюрьме. Но это была туркменская мышка, она не понимала ни по-русски, ни по-английски.

Фримен - свободный человек

- Примерно через сутки меня выдернули к следователю. Сказали, что нужно заполнить анкету, снять отпечатки пальцев и сфотографироваться. Я ответил, что ничего этого делать не буду, пока не встречусь с американским консулом. Еще через двое суток мне предъявили обвинение по 14 статьям Уголовного кодекса. Самая тяжелая - покушение на президента - карается сроком до 25 лет. Ну, еще организация преступного сообщества, контрабанда оружия, контрабанда наркотиков и много чего по мелочи. Я начал хохотать, но следователь на меня посмотрел так, что я понял - будут бить.

- Часто били?

- Всего за пять месяцев семь-восемь раз. Отбили почки, начались дикие колики, я на стенку лез от боли. Правда, меня, как американца, возили к врачу. Избивают в МНБ, допрашивают в прокуратуре. Привозят тебя на допрос уже измордованного, готового к любым расспросам. Поначалу нас охраняли чекисты, они не издевались. А когда в изолятор привезли пятерых приговоренных к пожизненным срокам, заявились охранники из МВД - специалисты. Вот эти издевались со вкусом. Привозят, например, меня из прокуратуры. Ставят мордой к стенке, начинают шмонать. Можно просто человека обыскать, а можно еще и развернуть его за гениталии. Что не мешало этим людям через 20 минут стучать тебе в камеру и предлагать бутылку водки за десять баксов или дозу терьяка - неочищенного опиума - за два доллара.

- А кормили как?

- На завтрак 300 граммов кипятку, ложка сахара, 150 граммов хлеба. Обед - 300 граммов кипятку, два половника перлового супа, 150 граммов хлеба. То же самое вечером. Мне, как американцу, еще передачи разрешили получать, а другим участникам так называемого покушения передачи не полагались.

- Сколько человек сидело по вашему делу?

- В тюрьме МНБ человек 30. И столько же в изоляторе временного содержания (ИВС) МВД. Это те, про кого я знаю. А вообще по этому делу было задержано человек 200. Среди них 11 иностранцев. Шесть турок, трое россиян-чеченцев, я - американец. Был еще один российский парень по имени Алексей. Его арестовали по обвинению в укрывательстве Ыклыма Ыклымова, который у него несколько дней прожил. Так вот, когда взяли этого Алексея, оказалось, что он еще в 92-м году сбежал из российской колонии и десять лет скрывался в Ашхабаде без документов. Зарабатывал тем, что монтировал компьютеры. Официально осудили 46 непосредственных участников покушения и еще какое-то немереное количество людей, которых посчитали косвенно причастными. В соседней камере сидел мужик, которому дали 17 лет за то, что на какой-то пьянке он сказал: "О, Шихмурадов, молодец!" А еще со мной сидел Салтан Иламанов, 23-летний паренек. Его обвинили в том, что он во время теракта кого-то ранил из автомата. Деревенский парень. Даже сказать мне побоялся, стрелял он или нет. Его избивали часами, отбили почки, пятки, легкие.

- Много людей погибло во время следствия?

- Не знаю. Мы-то неплохо сидели. Нас в туалет выводили. Меня, как американца, вообще по первому требованию. Раз в неделю, если была вода, водили в душ. А большая часть сидела в ИВС МВД. По 40 человек на 15 метров. Им месяцами не давали умыться. Случалось мне ездить с ними на допросы в одной машине. Такой смрад! Вот в ИВС, говорят, летом умирает по 2-3 человека в день.

- А с консулом-то американским вы встретились в тюрьме?

- Через неделю после ареста. Чудесная женщина - Дженнифер Фримен, то есть "свободный человек". Первое, что она спросила, - нормально ли работает телевизор у меня в камере. Что вызвало у меня хохот. Еще она сказала, что я первый американец, которого здесь арестовали. И что между Туркменистаном и США нет никаких договоров об экстрадиции и т.п. Американцы - публика специфическая. Они действуют только по закону. Вот Дженнифер мне и сказала: единственное, что я могу для вас сделать, это выяснить состояние здоровья и условия содержания. Я сказал, что мне нужны лекарства от диабета, псориаза и сердечные. Они были немедленно доставлены. И еще детективы на английском языке. Чтобы отвлечь мозги.

Мышеловка

- По туркменскому телевидению показывали видеозапись, где вы каетесь в содеянном. Вас заставили это сделать?

- В декабре меня трижды кололи какой-то хренацией. Сначала дважды в течение недели, а потом дней через десять еще раз. Я предполагаю, это были психотропные средства. В подвале изолятора МНБ есть специальные камеры для пыток. Меня туда завели, ударили по почкам так, что я чуть было не потерял сознание. Усадили в кресло, на морду натянули черную вязаную шапочку. Руку прижали к столу и начали делать укол в вену. У меня еще вены поганые, раз пять тыкали, пока попали. Я почувствовал панику, решил, что меня убивают таким образом. Когда лекарство пошло в вену, голова загудела, навалилась тяжесть, потом провал. А потом пришел в себя как после обморока. И ничего не помню. Вот в этом состоянии меня и снимали на видео. Я что-то читал по бумажке, которую мне подсунули. Говорил, что был возле здания меджлиса, что оказался среди негодяев. Надеюсь, мои друзья простят мне эти слова. Я сам никогда так не думал. А еще я написал три благодарственных письма Сапармурату Ниязову. Три раза меня обещали немедленно освободить и три раза заставляли писать. Все три письма начинались одинаково: "Вот теперь, когда я на свободе, я могу сказать всему миру, что в Туркменистане замечательная жизнь". В первый раз я попытался отказаться. Мне сказали: не хочешь - не пиши. Будешь гнить здесь до скончания дней. Тогда я садился и писал все, что мне диктовали. Мне было все равно, к тому же мои друзья дали мне полную индульгенцию.

- Разве вы не были изолированы друг от друга?

- Вообще-то были. Но система-то идиотская. В тюрьме внимательно следили, чтобы мы не общались друг с другом, а когда привозили в прокуратуру, то часто все сидели в одном углу. И мои друзья говорили: Леня, ты единственный человек, у которого есть шанс отсюда выбраться. Так что неси любую ахинею. Однажды на вопрос следователя, зачем я сюда приперся, я неосторожно брякнул, что хотел написать книгу о Туркмении. Следователь тут же загорелся. Хочешь, говорит, книгу написать - садись и пиши. Закончишь, выйдешь на свободу. Мне в прокуратуре выделили отдельный кабинет с компьютером. И за неполных три месяца я написал там две книги по 250 страниц каждая. Первая называлась "Теракт в Ашхабаде", вторая - "Туркменистан: золотой век". Мне дали материалы нашего уголовного дела, и я изложил их в литературной форме, а потом следователи уже сами насовали в мою книгу цитат из туркменбаши. У меня обе книги есть на диске. Они отдали мне текст, чтобы я издал эти произведения за свой счет в США и России.

- Перескажите мне их содержание в двух словах.

- Пожалуйста. Борис Шихмурадов, мерзавец и вор, украл самолеты, убежал послом в Китай, потом ушел в оппозицию, привлек в свою банду Гуванча Джумаева и других. Потом они вместе с турками и чеченцами приехали в Ашхабад, чтобы убить президента и совершить переворот. Ликвидировать конституционный строй, устроить вместо Туркменистана неизвестно что, издеваться над туркменским народом. А потом их всех посадили, и теперь туркменский народ, совершенно счастливый, живет со своим туркменбаши в золотом веке.

- Однако...

- Литературная мистификация. Такой жанр.

- Вы могли этого не писать?

- Наверное, нет. Мне нужно было дать понять туркменским властям, что я им не враг. Чтобы они отдали меня в Америку. Ведь консул же сказала, что никаких юридических оснований для моей выдачи нет. А приписать мне могли что угодно. К тому же сидеть за компьютером в прокуратуре, куда мне раз в день приносили человеческую еду, гораздо приятнее, чем в камере. Три месяца - февраль, март, апрель - я приходил в тюрьму только ночевать. И писал с бешеной скоростью, по 20 страниц в день. Мозги выключаешь, и вперед.

- Издавать-то книги будете, как обещали?

- Я что, похож на идиота? Кстати, я уже отправил в Ашхабад письмо, где дезавуировал свои сочинения. Сообщил, что, пользуясь авторским правом, считаю, что книги необходимо переписать, скорректировать, внести некоторые изменения. Кстати, пока я в прокуратуре работал над книгами, сокамерник от нечего делать убил мою Мышку. Заманил куском сыра в пластиковый пакет, поймал и выбросил в унитаз.

Букет узника

- Америка за вас боролась?

- Она долбала Туркмению нотами, сенаторы и конгрессмены писали Ниязову письма, была большая кампания в прессе, только "Нью-Йорк Таймс" писала обо мне пять раз. А еще "Вашингтон Пост", "Лос-Анджелес Таймс", "Бостон Глоб". Несколько десятков тысяч подписей в мою защиту были собраны по всей Америке.

- Как вы узнали, что вас намерены освободить?

- Мне сказал об этом сам Сапармурат Ниязов. Я сидел в своем кабинете в прокуратуре, тыкал пальцем в клавиатуру, делая вид, что вношу в свои книги окончательные правки. Вдруг залетает запыхавшийся следак и ведет меня к генеральному прокурору Курбанбиби Атаджановой. Тогда я впервые увидел ее не в форме, а в цивильном платье. Но что меня действительно поразило - она стояла, а не сидела, как обычно. Она сказала, что со мной будет говорить президент. Тут же зазвонил телефон. Мне передали трубку, и я услышал голос Сапармурата Атаевича: "Мы приняли решение вас освободить". А прокурорша мне пишет на листочке, мол, спасибо скажи, благодари немедленно. Я давай поклоны бить. Говорить, как я признателен за проявленную ко мне милость. Потом Ниязов передал трубку нашему послу в Туркмении Ларе Кеннеди. Она сказала, что все у меня в порядке и с семьей моей тоже все в порядке, не волнуйтесь, все хорошо, главное, сохраните себя, в три часа мы вас заберем.

- Вы не заплакали?

- Тогда нет. Слеза прошибла позднее, когда меня передавали. В кабинет завели американского консула и еще двух сотрудников посольства, там же был парень из туркменского МИД, начальник следственного управления Генпрокуратуры, еще какие-то люди. А потом и меня туда завели. Парень из МИД объявил, что меня передают, дал подписать какую-то бумагу. Я подписал не глядя, наверное, это было постановление о моем освобождении. Меня вывели на крыльцо, и тут подбежал какой-то мелкий чиновник и подарил мне цветы. Такой типичный свадебный букет с базара, в раскрашенной целлофановой обертке, увешанный всякими цацками. Вот тут у меня выступили слезы. Цветы я сразу подарил нашему консулу Дженнифер Фримен.

- Почему вас все-таки освободили, единственного из всех?

- Америки, наверное, побоялись. А еще, думаю, мне удалось запудрить им мозги своими книгами. Многие из них действительно верят, что живут хорошо. И они поверили в то, что я поверил, что они живут хорошо. Они решили, что я прозрел. Они ошиблись.

P.S.

- Я, Леонид Комаровский, объявляю войну Сапармурату Ниязову, скрывающемуся под кличкой Туркменбаши. Если мы не будем защищать свои права и права тех, кто нас окружает, то Туркмения будет везде. Сейчас я заканчиваю книгу. Надеюсь, мне удастся издать ее не только в США, но и в России. Мне самому она очень нравится, получается, как ни странно, очень смешно. С одной стороны, это, конечно, трагическая книга, так как туркменский народ подвергается геноциду, но мои приключения в Ашхабаде выглядят забавно. Этакий западный дурак в стране без правил. Думаю, люди с удовольствием все это прочтут.

12.05.2003 11-47