Фаина Раневская. Деточка, я так одинока!

Мегаполис

О неповторимой актрисе Фаине Георгиевне Раневской написаны книги. И все равно находятся люди, которые умудряются добавить новые яркие штрихи к портрету актрисы. В их числе наши сегодняшние собеседники — телеведущий, критик Виталий Вульф, певица и актриса Елена Камбурова и звезда театра и кино Марина Неелова.

Виталий Вульф: «Жизнь прошмыгнула»

— По всей стране ходила крылатая фраза из фильма «Подкидыш»: «Муля, не нервируй меня!» Интересно, что фразу эту своей героине придумала сама Раневская. И когда актрисе уже в 70-х годах вручали в Кремле очередную награду, Леонид Ильич Брежнев воскликнул: «Ой, Муля, не нервируй меня!» Фаина Георгиевна вздрогнула — она не переносила, когда ее называли Мулей, и погрозила генсеку пальчиком: «Так меня называют только хулиганы».

Раневская не боялась никого и ничего. В годы, когда Ахматова, ее близкий друг, подвергалась гонениям, она села в поезд и приехала к Анне Андреевне в Ленинград.

По своей природе Раневская была актриса с головы до пят. Ее настоящее имя — Фани Фельдман. Родилась в 1896 году в Таганроге, там же, где и Чехов. В Москве десятки раз смотрела «Вишневый сад» И, понимая, что внешние данные не сулят ей роли Раневской, взяла себе чеховский псевдоним. Отец — крупный нефтепромышленник. В его семье было две девочки: одна — необыкновенной красоты по имени Изабелла, вторая — неуклюжая, нескладная Фани. В начале 1917 года отец написал детям в Москву письмо: если «у них» Февральская революция, то можно ждать чего угодно. Ждать он не захотел: сел на пароход с семьей и в марте уехал. Фаина Георгиевна осталась. И больше никогда не видела отца. Зато увидела мать — в 1957 году в Бухаресте. Ее прелестная сестра прожила всю жизнь в Париже, а потом, посмотрев фильм «Мечта», узнала свою сестру и в 1961 году вернулась в Москву. Они прожили вместе всего полтора года — Изабелла умерла.

Фаину долго не принимали ни в какие театральные школы по причине того, что она была некрасива. «Как жаль, что я некрасива!» — эта мысль проходит по всем ее заметкам. Хотя на самом деле ее лицо — это больше, чем любая сказочная красота.

Она боготворила Станиславского, десятки раз ходила на все его спектакли, а однажды на Тверской, увидев предмет своего восхищения в коляске, побежала за извозчиком, закричав: «Мальчик мой! Мальчик!» Станиславский повернулся — он улыбался и, как впоследствии вспоминала сама Раневская, решил, что она ненормальная. Когда под занавес жизни она взяла себе дворняжку, то назвала пса Мальчиком. Любила его до беспамятства. У нее были две большие любви — в начале жизни и в конце.

Поступив в свой первый дачный театр в Малаховке, она репетировала в спектакле «Тот, кто получает пощечину». Роль без слов. «Что я должна делать?» — спросила Фаина своего партнера актера Певцова. «Любить меня! Люби меня весь спектакль и переживай». И она стала его любить — четыре часа без остановки. О Певцове в конце спектакля уже никто не вспоминал: зрительный зал безумствовал от страстной любви Раневской. Она все время рыдала, причем продолжала рыдать даже после окончания спектакля. Певцов спросил: «А что вы сейчас плачете?» «Я продолжаю вас любить». Он сказал: «Ты будешь актрисой».

В фильме «Пышка» она играет небольшой эпизод — ест курицу. Наслаждение — смотреть, как она это делает. Любой сытый человек во время телепоказа бросится к холодильнику и начнет жадно жевать. Крохотный эпизод — классика кино!

И после всей этой классики, когда Фаина Георгиевна переехала в свою последнюю квартиру, она сказала: «Ну вот я и не заметила, как прошмыгнула моя жизнь — взяла и исчезла. Но у меня хватило ума глупо прожить свою жизнь».

Елена Камбурова: «Хорошо, что вы не фифа»

— Самое большое чудо в моей жизни произошло, когда Фаина Георгиевна, находясь на гастролях в Ленинграде, включила радио в тот самый момент, когда звучала моя первая чтецкая запись. Она написала мне письмо, во что я долго не могла поверить. Идя на первую встречу, я очень волновалась, но первая же ее фраза: «Деточка, как хорошо, что вы не фифа», сняла всю напряженность.

И когда мы прощались, она сказала: «У вас такой же недостаток, что и у меня. Нет, не нос — скромность!»

Она дарила все — книги, пластинки, вещи. Однажды подарила мне платье, которое было сшито в Париже — безумной красоты, я на него смотрю и до сих пор не решаюсь надеть.

Любила угощать. Встречая гостей, первым делом спрашивала: «Не голодны ли вы?» Однажды она сказала мне: «Утром приходила Мариночка Неелова, принесла огурцы, зелень, и я подумала: как хорошо — вечером придет Камбурова, будет чем угостить».

Она была очень одинока, особенно летом, когда театр уезжал на гастроли. А дачи у нее не было... Незабываемы, конечно, три Новых года, которые мы встречали вдвоем с ней. Особенно самый последний ее Новый год: за несколько минут до того, как стрелка перешла в следующий, 1984-й, она заснула. Я сидела рядом и представляла Новый год лет восемьдесят назад в Таганроге: какое это было чудо, какая была елка в ее большом доме.

Марина Неелова: «Страшно отомстила»

— Помню, когда снимался телефильм о Раневской, ее спросили: «Почему вы так часто меняете театры, почему не задерживаетесь ни в одном из них?» Фаина Георгиевна сделала лукавое лицо: «Я искала святое искусство». — «Нашли?» — «Нашла!» — «И где же?»

— В Третьяковской галерее! — возвысив голос, торжественно произнесла Раневская.

У нее была стена, сплошь увешанная фотографиями, приколотыми иглами для внутривенных вливаний — Уланова, Шостакович, Пастернак, Ахматова, Цветаева... Я спросила: «Как же так — столько замечательных людей прошли через вашу жизнь, почему вы ничего не напишете?» «Я, деточка, написала. Но потом перечитала Толстого, поняла, что он написал лучше, и свои заметки порвала».

«Как вам идет этот халат!» — похвалила я как-то ее наряд. «Деточка, что же мне сейчас может идти, кроме гробовой доски?!» Я продолжала настаивать на своем. Тогда Раневская сказала: «Я поняла, что такое халатное отношение. Это когда встречаешь гостя в халате». Комическое и трагическое переплеталось в ней и на сцене, и в жизни. Хорошо помню ее слова:

— Деточка, я так одинока! Все мои друзья уже ушли. Даже Бирман, а уж от него я этого не ожидала.

Прошло столько лет, мы забываем, как назывался фильм, в чем там сюжет, но прекрасно помним, как там сидела она, играя тапершу с папироской — трагически и смешно, так, что хотелось смеяться и плакать. Когда я уходила из ее квартиры, то должна была проверить свои карманы, потому что она норовила засунуть тебе духи, салфеточки. У Фаины Георгиевны была потребность делиться. Дверь в ее квартиру была открыта днем и ночью. Этим пользовались «добрые люди».

Однажды ей позвонил молодой человек, сказав, что работает над дипломом о Пушкине. На эту тему Раневская была готова говорить всегда. Он стал приходить чуть ли не каждый день. Приходил с пустым портфелем, а уходил с тяжеленным. Вынес половину библиотеки. Она знала об этом. «И вы никак не реагировали?» «Почему? Я ему страшно отомстила!» — «Как же?» — «Когда он в очередной раз ко мне пришел, я своим голосом в домофон сказала: «Раневской нет дома».

Однажды, получив в театре деньги, Фаина Георгиевна поехала к вернувшейся из эмиграции Марине Цветаевой. Зарплата была выдана пачкой, Раневская думала, что сейчас она ее разделит, а Марина Ивановна, не поняв, взяла всю пачку и сказала: «Спасибо, Фаина! Я тебе очень благодарна, мы сможем жить на эти деньги целый месяц». Тогда Раневская пошла и продала свое колечко. Вспоминая об этом, Фаина Георгиевна говорила: «Как я счастлива, что не успела тогда поделить пачку!»

24.10.2003 10-36