Дежурный по смеху

Собеседник.ru

Приближается 1 апреля – самый веселый день в году. Смех в стране мельчает, а сатириков уровня Михаила Жванецкого и вовсе на горизонте не видно. Он написал целые тома, из которых можно составить библиотеку. И изучать по ней не прошлое (или, не дай Бог, будущее), а нашу жизнь – такую, как она есть.

Я тысячу раз, ободряя все население, говорил, что я уезжать не хочу. Все страстно аплодировали, но никто ничего не сделал, чтобы я лучше здесь стал жить. Чтобы, кроме собственных обещаний, у меня появился какой-то стимул. Почему, когда из Одессы уезжала треть населения, никто не сказал: остановитесь, не уезжайте. И все аплодируют, когда говоришь: да, я буду здесь жить. Это считается большим героизмом, это считается, что я действительно разделяю участь всех.*

Родившийся в семье врачей, Михал Михалыч окончил Одесский институт инженеров морского флота и даже какое-то время трудился по специальности. Он, может быть, и рад был стать кем-нибудь другим, но поступающие на кораблестроительный, экономический факультеты должны были еще получить визу сверху. Так что еврею Жванецкому не стоило и беспокоиться. Будущий писатель пошел в инженеры. Им через пять лет из учебного заведения и вышел. Неправдой было бы сказать, что в Жванецком совсем умер инженер. Работать он может не только головой, но и руками. Сатирик с гордостью рассказывает, что как-то починил багажник своей «Волги», открывавшийся при каждом наезде на кочку, – задача, с которой не могли справиться лучшие московские механики.

Несколько лет Жванецкий примерно обеспечивал работоспособность механизмов, с помощью которых загружали и опустошали приходившие в Одессу иностранные суда. Пахал по 12 часов в сутки, а потом бежал в студенческий театр «Парнас-2», где был заводилой. Как-то на спектакль с участием талантливой молодежи заглянул Аркадий Райкин, бывший в Одессе проездом, с гастролями. Оптимистический вариант легенды гласит, что Райкин призвал в Ленинград четверых – Людмилу Гвоздикову, Романа Карцева, Виктора Ильченко и Жванецкого. На три четверти (без Жванецкого) это правда. Михаилу Михайловичу пришлось еще поездить за Райкиным, поплясать вокруг него, доказывая, что может быть интересен. «Жванецкий ездил за нами из города в город, – писал в своих воспоминаниях Аркадий Исаакович. – Бывало, попрощаешься с ним, к примеру, в Кишиневе, а он уже поджидает нас в Донецке со своими новыми сочинениями. Однажды, не обнаружив его в каком-то из пунктов нашего гастрольного маршрута, я поймал себя на мысли, что мне его не хватает. Но главное, он писал все лучше и лучше».

Рука об руку с Райкиным Жванецкий работал в его Театре эстрады и миниатюр в течение семи лет. В соавторстве у них родились фразы, которые по аналогии с песнями можно уже считать народными: «В греческом зале, в греческом зале», «Закрой рот, дура, я уже все сказал», «Шутки шутками, но могут быть и дети», «Вкус – специфический», «Кто шил костюм? – Мы, к пуговицам претензии есть? – Нет, пришиты намертво»…

Это время сам Жванецкий сравнивает с игрой футбольной команды: мастерски забивал голы только один человек, все остальные имели право лишь отдавать ему передачи. В какой-то момент один из игроков вырос. Двум лидерам на одном поле стало тесно. Театр шипел слухами об их скором расставании, но в личных беседах с Райкиным (так уж устроено артистическое закулисье) Михаил Михайлович получал заверения в их напрасности. И все-таки они разошлись. Красиво и тихо. Жванецкий передал своему номинальному худруку новую миниатюру, прикрепив к последнему листу заявление с просьбой об увольнении. Райкин от души смеялся над монологом, а потом отблагодарил талантливого, но становящегося для него опасным автора своей подписью.

За товарищем последовали Карцев и Ильченко. Никто не может разгадать секрет восприятия, но они единственные, в чьем исполнении, кроме собственного, Жванецкий съедобен. «Авас», «Собрание на ликеро-водочном», «Раки» и «Склад» стали классикой советского юмора. Какое-то время Михал Михалыч «присутствовал» на сцене в образе этого дуэта. Пока не почувствовал в себе силы лично забивать голы. Это было столь же рискованно, сколь неизбежно – Жванецкий вышел к зрителям, держа под мышкой свой легендарный портфель.

Портфель один –на всю жизнь

Я не перестаю удивляться нашим политикам. Когда я впервые увидел шаг Майкла Джексона, когда человек шел вперед, а двигался назад, то думал, что это мастерство конкретного актера. И восхищался. А у нас все так в политике могут!*

Наверное, это можно назвать парадоксом Жванецкого. Озвучивая то, о чем на кухнях во времена оны только шептались, Жванецкий всегда был полузапрещен-полуразрешен. Кто-то упрекает его в определенной лояльности власти – ему же, кажется, абсолютно все равно, перед кем выступать. Только бы видеть зрителя. Он и сам признается: репертуар был один – что за закрытыми дверями чиновничьих кабинетов (там его часто просили прочесть «что-нибудь поострее про политбюро», но всякий раз получали в ответ: «Я не диссидент, иначе вы бы меня давно уже посадили»), что в каком-нибудь провинциальном ДК. В одном из недавних телеинтервью Андрей Макаревич оборвал вопрос журналиста о трепете, с которым артист ждет выхода на сцену: «Я давно не испытываю волнения. Это моя работа». Жалко его. Теперь понятно, откуда книги, откуда дайвинг, «Смак».

Михал Михалыч честно признается, что ничего другого, кроме как сочинять, делать не умеет. Ему предлагали вообще ничего не делать, то есть пойти в политику: харизматичный и словоохотливый лидер одной партии при каждой встрече зовет Жванецкого вступить в свои ряды. Манит большой зарплатой, долгим отпуском, круглосуточной машиной и перспективой полного безделья, но писатель пока держит оборону. Один раз кто-то («найти бы ту сволочь!») поставил его на горные лыжи – сатирик очнулся головой в сугробе у подножия горы. Куда привычнее стоять за занавесом и поглядывать из-за кулис, полон ли зал. Жванецкий не скрывает: страх, «что не придут», испытывает перед каждым концертом. Страх всегда напрасный, но навязчивый оттого не менее.

Кто-то называет фирменный стиль Жванецкого – выражаться кратко и ярко, как будто чего-то недоговаривая, одесским юмором. Сам он предпочитает слово «еврейский». Жванецкий – это всегда ум и вкус и никогда ниже пояса. Услышанное от сатирика хочется додумывать. Приходится. Иначе ведь, если не поймешь, то и не засмеешься. Новый монолог Жванецкий может написать за три-четыре часа, а вот как артист готовит выступление куда дольше – на это, по его собственному признанию, уходит около года.

Постоянный спутник писателя – легендарный портфель, уже ставший частью имиджа. Жванецкий получил его по наследству от отца-врача, который обходил с ним участок, держа при себе истории болезней. Пробовал выступать с папкой, аналогичной тем, которыми одно время было модно пользоваться у депутатов, – не понравилось. Новые портфели, несмотря на все удобства в виде ремешков и карманчиков, писателю тоже не по душе. Зато от бронзового варианта своего кожаного атрибута писатель в восторге: памятник портфелю Михаила Михайловича с цитатой «Одно неверное движение – и ты отец» установили на набережной Ялты 6 лет назад. Открывая его, сатирик предположил, что изваяние «сопрут». И не ошибся. Это случилось даже быстрее, чем можно было предположить: спустя всего неделю. Как тут не вспомнить жванецкое же «Люди воруют – страна богатеет». Вместо украденного на постамент водрузили еще один портфель. Пока стоит.

У женщины всегда есть два варианта: либо одеться, либо раздеться. И вся работа. А мы ради этого на что только не идем: и рисуем, и компании создаем, и тексты пишем. А она оделась и ушла – и всё.*

Мало кто знает, но Жванецкий стал персонажем театральной пьесы – роль сатирика в спектакле «Сон Гафта, пересказанный Виктюком» («Современник») исполняет актер, тоже обладающий отменным чувством юмора – Александр Филиппенко. В основу его сюжетной линии легла эпиграмма Гафта на Жванецкого, написанная много лет назад (в несколько измененном виде она звучит со сцены из уст Сталина): «Спросил однажды вождь страны советской, где Гоголи и Салтыковы-Щедрины? И появились вы на свет – Жванецкий! И тут, конечно, часть моей вины».

Кроме Гафта, в излюбленный круг общения сатирика входят Ахмадулина, Битов, Сергей Соловьев, «разговорники» Карцев, Шифрин и… Пугачева. Правда, без свиты – окружение примадонны сатирик не переваривает. Жванецкий вообще многому в сегодняшнем дне противится. Например, юмору. Он, не стесняясь, называет коллег по цеху теми именами, которых они заслуживают: и Петросяна («Равняться на него – все равно что идти от стены: куда ни направишься, сделаешь шаг вперед»), и резидентов «Камеди Клаба» («Заберите у них мат, и они сразу потеряются»). И хотя у Жванецкого в сравнении с ними на ТВ гораздо меньше эфиров, они все-таки есть. Раз в месяц появляется отдушина в виде «Дежурного по стране», где сатирик делится своими мыслями относительно событий минувших недель. Такой «Прожекторперисхилтон», но в одном лице и с меньшей периодичностью. Нечто подобное «Дежурному», кстати, пытался делать Михаил Задорнов на РЕН ТВ: девушка его там спрашивала, а писатель на злобу дня отзывался. Не пошло. Уже вторично.

Удивительно, но материальное благополучие и счастье в личной жизни пришли к признанному Жванецкому только после 60. Женщин у Михал Михалыча было много – что в жизни, что в монологах, однако вплоть до наступления седьмого десятка писатель не только не привлекался, но и не состоял… в браке. Впервые женился Жванецкий только на седьмом десятке, когда у него родился сын Дима. Сатирик описывает его обычным подростком, который ходит в капюшоне и проводах (наушников), ростом уже под два метра. «Но я все равно верю, что это мой сын», – с удовольствием говорит отец. Что до жены Наташи, она у Жванецкого умница и красавица – как он мечтал. Семья печалит его лишь одним: что не восхищается с утра до вечера его талантом. Но этот пробел Жванецкий, остающийся, к счастью, одним из самых востребованных и дорогих артистов, восполняет на бесконечных гастролях.

В его графике есть и Россия, и ближнее и дальнее зарубежье. Писатель – частый гость во Франции, Германии, Израиле, Америке, где все, как известно, «ну тупы-ы-е»… Впрочем, эту дуду мы еще наверняка наслушаемся 1 апреля по телевизору. И это еще не самое критичное, что случится в День дурака на наших экранах. Просто потому, что представление о юморе у всех разное. У меня – такое.

– Если Жванецкий – дежурный по стране, то я – дежурный по Жванецкому, – говорит ведущий Андрей Максимов. – Не то что мы с ним каждый день встречаемся и вместе выпиваем – видимся раз в месяц, на записи программы, и всё. Я как ведущий пытаюсь Жванецкого своими вопросами поджечь, ему нужно от кого-то отталкиваться.

– Есть вопрос, на который Жванецкий не может ответить?

– Жванецкий отвечает очень своеобразно. «Дежурный по стране» не является программой-интервью. Это программа про мысли. Даже если я спрошу, как живут микробы, он по этому поводу расскажет философское эссе. Я никогда не слышал от Жванецкого «не знаю» или «я про это не думал».

– Потому что он про все знает?

– Потому что он про все думает. У Жванецкого на любую тему есть своя точка зрения.

– За 7 лет, что существует программа, вы, наверное, неплохо его изучили. Можете предсказать реакцию?

– Это невозможно. Поэтому, кстати, мне ужасно интересно делать «Дежурного по стране». Я помню такой эпизод. Как-то, направляясь в студию, я задал Жванецкому вопрос: «Если бы камни на Красной площади были живыми, о чем бы они думали?» У меня в голове был миллион вариантов. Но Михаил Михайлович ответил совершенно «не так»: «Они бы думали о том, как изменилась мода на обувь». Жванецкий всегда неожидан, и его ответы всегда порождают какие-то новые мысли.

25.03.2010 10-08