Сознательный творец

Юлия Бентя, Столичные новости

Родившийся 100 лет назад в Киеве великий пианист Владимир Горовиц считал, что «фортепиано — самый простой инструмент для тех, кто начинает учиться на нем, но самый сложный для тех, кто уже им овладел».

Вдень своего 85-летия Владимир Горовиц — давно уже не украинский или советский, а американский музыкант — произнес такую тираду: «Мне плевать на почести, оказываемые один день в году, я люблю быть в центре внимания круглый год. Когда мне будет сто лет, я доведу это до сведения всех! Если еще буду жив...» Увы, план маэстро не осуществился, но исполнить его желание взялась дирекция конкурса пианистов памяти Горовица, организовавшая в день 100-летия со дня его рождения, 1 октября, грандиозный фортепианный вечер в Национальной опере Украины. На нем выступили хорошо известные киевлянам Алексей Гринюк с Первым фортепианным концертом Прокофьева, Чин Ван Чун Рэчел и Тимур Щербаков, сыгравшие двойной концерт Моцарта, и пианист первой величины современности Михаил Плетнев, исполнивший Третий фортепианный концерт Рахманинова. Услышала публика и игру самого Горовица — в видеозаписи.

Когда заходит речь об этом выдающемся музыканте (в рамках юбилейных торжеств прошла и международная конференция, собравшая исследователей со всего мира), то главным предметом дискуссий всегда становятся взаимоотношения пианиста с авторами воссоздаваемой (а точнее, создаваемой) им музыки. Имет ли пианист право врываться со своими претензиями в «святая святых» — композиторский текст, говорить с его помощью от своего имени, а после окончания исполнения каждого «переиначенного» произведения еще и игриво разводить руками, делать глубокий выдох или строить обаятельные шутовские гримасы? Мол, «вот так я думаю, хотя, бог его знает, зачем вам это нужно знать». А ведь именно такой была политика музыканта по отношению к слушателям, в которой Горовиц, кажется, покаялся лишь однажды, в беседе с журналистом Дэвидом Дюбалом о фортепианных транскрипциях Листа симфоний Бетховена: «Я всегда играл эти сочинения только для себя и считал, что люди не смогут понять такую музыку. Но теперь понял, что не все такие уж снобы!». Можно предположить, что после этих слов пианист виновато улыбнулся, как делал это не раз после финального аккорда удачной игры.

В 1976 году журнал «Советская музыка» взял на себя смелость сравнить трактовки «Картинок с выставки» Мусоргского трех великих пианистов — Марии Юдиной, Святослава Рихтера и Владимира Горовица. Несмотря на подозрительный статус невозвращенца (Горовиц в 1925 году покинул СССР, отправившись в Германию якобы на стажировку к Артуру Шнабелю, а уже в 1928-м навсегда перебрался в США), автор статьи вынужден отдать пальму первенства именно бывшему соотечественнику: «Горовиц видоизменяет фактуру произведения в целом, динамический план ряда номеров... Помимо того, существенно изменяется и форма... И все же исполнительские «вольности» пианиста не оставляют впечатления произвола». Сам музыкант говорил об этом гораздо прямолинейнее: «Я искажаю Мусоргского, но мне плевать! Я сделал хорошую работу и играл ее, по-моему, тоже очень хорошо».

А за год до этого в том же издании Яков Зак писал об одном из мэтров советской фортепианной педагогики — Регине Горовиц, сестре пианиста, с которой он после отъезда из СССР так больше и не встретился. У Вольфганга Амадея Моцарта тоже была старшая сестра, очень талантливая музыкантша. Горовицу, на склоне лет увлекшемуся чтением мемуарной и биографической литературы о выдающихся музыкантах, не могла не льстить эта приятная его самолюбию «рифма истории». Хотя среди гениев для него не было авторитетов. Искренне любя музыку Моцарта, Горовиц мог заметить о нем в беседе с друзьями: «Он был ужасный, просто ужасный, чудовищный человек. Он умер, потому что слишком много пил. Он, знаете ли, пил все время. Ужасный человек...» Другим композиторам доставалось не меньше. Вагнер, по мнению музыканта, «всех вокруг использовал», Бетховен — «нечист на руку», Григ — «это немножко дешево». А вот еще одно ехидное высказывание: «Как убедить слушателя, что в ноктюрне Шопена нет длиннот?»

«Он привык недоучивать произведения, которые его не интересовали», — пишет о Горовице исследователь, прекрасно знающий, что лишь автор, а не исполнитель его композиторской воли, имеет право не завершить начатую работу.

По-видимому, композитор в душе, Горовиц, периодически браня гениев, избывал свой комплекс. Впрочем, куда больше доставалось от него дирижерам. Зять прославленного маэстро Артуро Тосканини, он после смерти тестя раздавал нелестные характеристики направо и налево: один дирижер «не умеет считать», на второго он «не может смотреть, он так уродлив», а третий вообще навсегда оскандалился, когда «однажды пришел ко мне без бабочки».

И все же музыкальному миру, по мнению Горовица, «вязнущему в трясине глубокомыслия», все же важно запомнить хотя бы одну его максиму: «В исполнении должна ощущаться свобода». Та свобода, часть которой каждый солист просто обязан вырвать из рук композитора и дирижера.

08.10.2003 10-40