Веллер ищет «второй глобус»

"ДЕЛО"

В перестроечные годы рассказы Михаила Веллера были очень популярны в СССР: «Хочу быть дворником», «А вот те шиш», «Памятник Дантесу», «Легенды Невского проспекта» перепечатывали «молодежки» и «вечерки». Роман «Приключения майора Звягина», скандально известная повесть «Ножик Сережи Довлатова» стали бестселлерами, а роман «Ноль часов» только за один год переиздавали 11 раз.

Книги Веллера — это юмор и скандал. Но это и серьезные мысли, блестяще, парадоксально, нетрадиционно изложенные. Таким стилем написана веллеровская философия «Все о жизни». Недавно в издательстве «Фолио» вышел его сборник рассказов «Б. Вавилонская».

В беседе с журналистом «ДЕЛА» Михаил Веллер неохотно говорил о себе, зато с удовольствием — о своих любимых писателях, любимом городе и о необходимости позитива в жизни.



– Михаил Иосифович, вы приехали в Киев на презентацию журнала «Профиль». Вы будете писать для еженедельника?

– Я не собираюсь работать в еженедельнике. Но если иногда журнал задает мне вопросы, то я могу на них ответить. Если иногда он просит моего разрешения что-то напечатать, то я его даю. Все очень просто.

– Вы много ездили по миру, жили во многих странах. Можете сказать, что в одной из них нашли свое место?

– Много ездил по миру, вероятно, мой друг Андрей Макаревич. Он в одном месте ловит акул, в другом — играет музыку, и этим зарабатывает себе на хлеб. В третьем месте занимается какими-то раскопками. Я не путешественник. Когда-то я много ездил по Советскому Союзу, который теперь развалился на кучу стран, но это дело другое. Что касается самоидентификации, то мне так и не удалось найти второго глобуса, а на этом втором глобусе такого места, о котором я бы смог сказать, что оно мое, что я — отсюда. В одном месте одного не хватает, в другом — другого. Как сказал один лис из старой сказки Сент-Экзюпери, нет в мире совершенства.

– Было ли какое-то место на земле, где вам было комфортнее всего?

– Да, это Ленинград.

– Санкт-Петербург или Ленинград?

– Петербургом он стал называться с 1992 года, при этом, как язвят, Петербургом он не стал, а Ленинградом быть перестал, и это точно. Но я там жил тогда, когда он назывался Ленинградом. Вот там было очень хорошо. Если бы меня там еще и печатали, я бы и ногой оттуда никогда не двинул. Лучшего города не было и нет, но Россия — это страна столицецентричная. Все равно все замыкается на Москву, пересекается через Москву. Там издательства — главные, телевиденье — главное, и вообще все там главное.

– Чем так хорош Ленинград?

– Всем. Во-первых, он от начала и до конца построен итальянцами. А они на протяжении многих веков были лучшими архитекторами в мире — они в этом толк понимали. Во-вторых, это единственный город в Российской империи, который строился по плану, и был похож именно на город, а не на хаотичное нагромождение помещений, жилых и служебных. В-третьих, он продувается морским ветром. В-четвертых, когда в городе более 200 лет находилась имперская столица, этим духом пропитываются камни, почва, пространство. Этот дух очень долго, или даже никогда не выветривается. Поэтому ты идешь не просто по городу, а по сосредоточию великих дел, великих страстей, свершений, трагедий, чаяний людских. Такие города есть в Европе, Италии. Но на пространстве бывшего СССР такого больше нет.

– По вашему мнению, писатель должен работать, живя в родной среде?

– Он может хоть в Антарктиде писать, но он не может не знать того, о чем пишет. Живя в Эстонии, я практически ничего не приобрел, потому что это — другой народ, другой язык, другая история. Я не принадлежу к этому народу, не говорю на этом языке, я не являюсь его частью. Что могу написать? Заметки туриста, разве что. Это отдельный жанр. Интересно, конечно, почитать, как прыгают вокруг костра бушмены в Австралии, но это не литература.

– Так как же происходит проникновение в культуру?

– Очень просто: это общение.

– Тогда почему в Эстонии этого не произошло?

– Эстонцы, финно-угры и славяне — это совершенно разные народы, даже в том, что один народ маленький, всегда зависимый, оккупированный, а второй — имперскообразующий, оккупант. Они друг друга не понимают и не хотят понимать.

– Когда вас не печатали, вам не хотелось бросить это занятие?

– Никогда этой затеи не понимал. Я человек простой. Хочешь — пиши, не хочешь — не пиши. А разговоры о том, что писатель страдает над листом, за шиворот усаживает себя за стол, заставляет себя писать… Это все дураки придумали.

– Кого из современных авторов вы с удовольствием читаете?

– Это Виктор Суворов, перебежчик и предатель, живущий в Бристоле;мСэллинджер, живущий под Нью-Йорком; Брэдберри, живущий в Америке, не знаю где. «Сто лет одиночества» Маркеса. Еще — Курт Воннегут.

– Есть что-то, что объединяет этих авторов?

– Я думаю, это любовь к жизни и позитивное отношение к ней и внутренняя честность. Честность не в том плане, что отдаешь всю мелочь продавцу, а в том, что честно судишь обо всем. Думаешь не то, что тебя обязали думать в школе — Пушкин — великий, — а то, что ты чувствуешь на самом деле. Их объединяет то, что все они заряжают энергией, что всем им нравится жить; и что у них есть, что дать читателю — для головы и для сердца.

– Что главное в хорошей книге?

– Книгу должно хотеться читать, она обязана задевать, волновать. По прочтении человек должен делаться хоть самую капельку умнее и хоть самую капельку лучше. А еще — жизнь человека должна делаться хоть капельку яснее. И еще —должно хоть немного больше хотеться жить. В сухом остатке обязан быть позитив, что жить интересно, жить хорошо, жить стоит.

29.03.2006 11-56