Прокляты, но не забыты

Илья Овчинников, www.gzt.ru

В 1938 году в Дюссельдорфе состоялась выставка 'Дегенеративная музыка', героями которой стали Арнольд Шенберг, Пауль Хиндемит, Эрнст Кшенек, Курт Вайль и ряд других крупнейших музыкантов. Творчество мастеров, составивших славу немецкой музыки ХХ века, было объявлено чуждым немецкому народу как исполненное 'еврейского духа' и 'культурбольшевизма'. Событие стало сигналом к окончательному закручиванию гаек уже не столько в искусстве, сколько вокруг него: из десятков композиторов, фактически объявленных вне закона, одним удалось эмигрировать, другие были отправлены в концлагеря.

Иные сочиняли и там: так, Терезин, куда попали Виктор Ульман, Гидеон Кляйн, Павел Хаас и Ханс Краша, отличался от других лагерей более мягкими условиями и, как следствие, наличием культурной жизни. Однако все четверо были отправлены в Аушвиц по прошествии двух лет. Возрождением памяти о композиторах, погибших в лагерях, в последние годы активно занимается дирижер Джеймс Конлон. Томас Хэмпсон предложил чуть более широкий взгляд, начав ряд 'запрещенных и изгнанных' с Мендельсона и Мейербера: именно им была посвящена печально известная работа Вагнера о разрушительной роли евреев в европейской музыке. Их песни открывали оба вечера, словно указывая на корни той беды, которая позже коснется стольких композиторов следующего столетия.

Каждый из двух концертов имел абсолютно законченную программу, но еще убедительнее они выглядели как целое. Важно сказать об артистической щедрости Хэмпсона: первой главой цикла был его сольный концерт, где помимо названных жертв Вагнера звучали Цемлинский, Зайсль, Берг, Шенберг и Малер. Программа сама по себе весьма изобретательная и непростая, с малеровским хитом 'Я потерян для мира' в финале (этой песней завершался также лучший фильм прошлого года 'Кофе и сигареты'). Было бы неудивительно, реши Хэмпсон этим и ограничиться, учитывая его участие в семи представлениях 'Травиаты'. Однако первый вечер был лишь прологом ко второму, масштаб которого оказался под стать всему Зальцбургскому фестивалю. Шестьдесят песен исполнялись на протяжении четырех часов, с таким вкусом и разнообразием, что утомиться было невозможно. Сам Хэмпсон мог быть сладкоголосым обольстителем в одной песне Мейербера и мизантропом-букой в другой; следом он приглашал на сцену Мелани Динер спеть дуэтом цикл Шрекера, а затем предлагал одну и ту же цикл Шрекера по-немецки и по-английски, объясняя, что сам автор так и не смог выбрать, какой вариант ему нравится больше.

Тяготевшая к романтической традиции программа, при всем совершенстве исполнения, могла отчасти показаться однообразной. Хэмпсон учел и это, запланировав ровно в середине вечера несколько песен Курта Вайля. Три из них, включая знаменитую 'Сурабая-Джонни', исполнила Мишель Бридт (Хэмпсон, сам превосходный певец и артист в одном лице, взял в компанию адекватных себе партнеров). Исполняя Вайля, Бридт устраивала целый спектакль не сходя с места: ее лирическая героиня так живо вспоминала то о баре в Бильбао, то о ветреном любовнике, что все это можно было увидеть своими глазами. Даже деликатнейший аккомпаниатор Вольфрам Ригер чуть не начинал приплясывать за роялем, невольно переходя к кабацкому стилю игры. В финале Томас, Мелани и Мишель спели цикл Ганса Эйслера на стихи Брехта, заставив публику потрясенно помолчать над строками 'Право, я живу в мрачные времена'.

26.08.2005 10-12