Аккомпаниатор по кличке "Диез"

Sem40.ru

Богатая творческая жизнь Давида Михайловича Лернера началась с окончания в 1932 году Киевской консерватории. Затем он служил в армии в Московском симфоническом оркестре Центрального дома Красной Армии, которым дирижировал Василий Васильевич Целиковский – отец Людмилы Целиковской. Затем уехал работать в Радиокомитет Петропавловска-Камчатского, куда в 1936 году привез первый рояль. Спустя 50 лет в 1986 году во время 12-го приезда на Камчатку выступал на стадионе, и когда конферансье сказал, что сейчас на сцену выйдет Давид Михайлович Лернер, который 50 лет назад привез на Камчатку первый рояль, стадион взметнулся.

На Камчатке его застал 1937 год. У него была кличка "Диез" – стучал по трубе, перестукивался с тещей, которая сидела в женском отделении тюрьмы этажом ниже. Через два года выдали справку о том, что обвинения сняты за недоказанностью, и он боялся подойти к роялю – вдруг разучился играть. В 1941 году он организовал ансамбль "Били, бьем и будет бить", который давал концерты для воинов. Он написал музыку на слова песни "Священная война" еще до Александрова, но не сохранил ноты, и даже саму мелодию теперь не помнит. В 1942 году его призвали и отправили сначала в пехотное училище во Владивосток, где его определили служить пианистом, солистом и концертмейстером Краснознаменного ансамбля Тихоокеанского флота вместе с Борисом Бруновым, который потом жаловался, что когда он был молодым матросом, этот мичман Лернер заставлял его драить палубу.

Уже после войны Давид Михайлович вернулся в Москву и начал концертмейстерскую работу с первым Соломоном Хромченко, а потом со всеми солистами Большого театра, такими как Шумская, Шпиллер, Звездина, Лисициан, Иванов, Михайлов, Норцов, Соленкова, Алтухова, Левко, Масленникова. Всего Лернер работал более чем с 80 солистами Большого театра.

В 1953 году появилась Марья Петровна Максакова, с которой Лернер проработал 20 лет, и даже сохранилась подписанная ею программка первого совместного концерта в Большом зале консерватории. Как-то Лемешев позвонил и спросил: "Марья Петровна, вы не возражаете, если Давид Михайлович будет работать и со мной?" Так в 1958 Лернер начал работать с Сергеем Яковлевичем Лемешевым, и до конца его жизни в 1977 году был личным аккомпаниатором. Поэтому многие годы он работал параллельно с обеими звездами.

Программа с Лемешевым состояла из основных коронных номеров – роль Герцога из оперы "Риголетто", Ленского из оперы "Евгений Онегин", Дубровского из оперы "Дубровский", Фра-Дьяволо из оперы "Фра-Дьяволо" и т.д. За границу поехал в первый раз в 1958 году с Лемешевым, побывал во многих странах.

Лернер был концертмейстером Филармонии Москонцерта, и его направили обслуживать – хотя сейчас это слово многим покажется странным – праздничные концерты в Колонном зале дома Союзов. Случалось, что с некоторыми из солистов он в первый раз встречался на концерте, и должен был, не репетируя, аккомпанировать. Тем не менее, все они в следующий раз просили, чтобы им аккомпанировал именно Лернер, настолько он внимательно, чутко себя вел, всегда находя контакт с певцом.

Поль Робсон – это целая эпоха, приезжал много раз, но в оба приезда в Москву ему аккомпанировал Лернер, как и множеству зарубежных певцов – солистам Шведской королевской оперы Николаю Геда и Маргарите Халин, играл соло в концерте аргентинской танцовщицы Мария Фукс, финским певцам Лизе Линк и Иорме Хуутинен, турецкому Павло Медина, румынской певице Елла Чинку. Был аккомпаниатором двух конкурсов Чайковского в Москве.

В те годы было огромное количество гастролей, и у Лернера сохранилась старая карта Советского Союза, на которой он отмечал города – их более 500, а некоторые города, где бывал не раз, обведены дважды.

Давид Михайлович ежегодно ездит на теплоходе Астрахань-Москва по Волге, и за 17 дней дает по 10 и более концертов. В Астрахани на набережной есть оригинальный памятник жертвам политических репрессий – чайка, прикованная цепями, – который он обязательно посещает. Там он бывает каждые два года, так как Максакова начинала свою деятельность там, и каждые два года в Астрахани проходят Международные фестивали вокального искусства им. Барсовой и Максаковой, где Лернер всегда почетный гость и исполнитель.

Давид Михайлович сохранил множество пригласительных билетов и фотографий своих концертов. За последние несколько лет он играл в ЦДРИ, библиотеке Короленко, Нефтегазовом клубе в Гостином дворе, правительственный клуб "Монолит", Центральной библиотеке им. Короленко.

20 сентября – день рождения ДМ, и по традиции каждый год он играет концерты в Шаляпинском музее на рояле, на котором играл Рахманинов. В качестве экспоната в музее висит афиша концерта 20 сентября 1998 года "Творческий вечер народного артиста России Давида Михайловича Лернера "70 лет у рояля" к 90-летию артиста и 10-летию дома-музея Ф.И. Шаляпина, где он играл "Гавот" Баха в обработке Сен-Санса, произведения Бетховена, Рахманинова, Шопена, Скрябина, Листа.

Каждый год в день рождения П.И.Чайковского бывает в доме-музее в Клину и играет на рояле Чайковского. Как минимум играет ежегодно 40 концертов. В 2002 юбилейном году Максаковой и Лемешева, он сыграл 52 концерта.

– Почему вы стали аккомпаниатором, а не солистом, ведь на концерте все внимание сосредоточено на исполнителе, вам это не обидно?

– По окончании консерватории, когда я стал концертмейстером, меня захватила большая творческая работа именно в этом качестве, это труд очень емкий и интересный – не только проявлять себя. Но когда ушли из жизни и Максакова, Лемешев и другие выдающиеся артисты, перестали петь такие как Пищаев – ему 72 года, Лисициан – ему 92 года, я стал делать самостоятельные концерты. Со звездами я обычно начинал концерты как солист своими сольными выступлениями. К сожалению, у меня слабое зрение, поэтому нот не вижу, и обогащать свой репертуар не могу. Но багаж у меня довольно обширный – я играю несколько концертов по разным программам – более 60 крупных вещей – произведения Чайковского, Рахманинова, Шопена, Листа, Скрябина я играю свободно по памяти.

– А сколько часов в день вы играете?

– Я сейчас занимаюсь немного – 1,5 – 2 часа.

– Давид Михайлович, вы как пианист тонко чувствуете инструмент. Чем отличаются по звуку рояль от рояля, пианино от пианино?

– Дело в том, что звук пианино по качеству звучания гораздо хуже рояля. Пианино быть концертным не может. Самое шикарное пианино может иметь отличное качество, но все равно остается пианино.

– У вас не портится настроение, когда вы приезжаете и понимаете, что вам не на чем играть?

– Очень портится. Я приезжаю в Короленковскую библиотеку, а там ужасное пианино "Лирика". В прошлом году перед теплоходной поездкой накануне утром мы пошли специально посмотреть, какой там инструмент. Там стоял расстроенный рояль "Петрофф", а внутри в струнах окурки, кожурки, яблочные огрызки. Мы его чистили пылесосом.

– А самый лучший инструмент где стоит?

– В Большом зале консерватории – американский "Стейнвей", это старинная фирма лучшая в мире, и превзойти ее никто не может, хотя и "Бехштейн" очень хорош. В ЦДРИ также "Стейнвей". "Фёрстер" и "Петрофф" очень приличные, но все же они не могут соревноваться со "Стейнвеем". В Доме ученых стоит "Бехштейн", а вот в Доме актера плохой инструмент.

– С кем вам было приятно работать?

– Максакова была очень интеллигентным человеком, с Лемешевым было связано 15 лет. Тут все дело в моем уживчивом характере. Я проработал в Москонцерте почти 50 лет, у меня никогда ни с кем не было конфронтации. Моя первая жена была певицей, и мы прожили почти 60 лет.

– Ваша национальность не мешала вашей карьере?

– Я прожил жизнь в окружении людей, для которых это не являлось препятствием в работе. Хотя 29 лет где-то пролежали документы на присвоение звания заслуженного артиста, поданные еще министру Фурцевой. Не может быть, чтобы 5 пункт здесь не сыграл определенную роль. Только в 1991 году я получил это звание, а через 5 лет мне присвоили народного артиста России.

– Играете ли вы еврейские произведения?

– Нет, мой фортепианный репертуар чисто классический – я играю Шопена, Бетховена, Листа, Скрябина, Рахманинова, Прокофьева, и он не имеет в себе значительных композиторских фигур, которые были связаны с еврейством. Хотя как сказать: Мендельсон был евреем.

– Ваше детство как-то связано с еврейскими традициями?

– Мой дед был учителем в хедере в Старом Константинове, а я родился в Жмеринке, дед приезжал к нам и учил меня древнееврейскому, я умел читать и писать. Хотя наша семья была довольно ассимилированной.

– Я знаю, что вы бываете периодически в благотворительном центре "ХАМА".

– Да, там мне оказывают гуманитарную и лекарственную помощь, а в прошлом году в клубе "ХАМА" я играл сольный концерт.

– Когда вы репетировали со звездами – вы им советовали, как надо петь, или они вам советовали, как надо играть?

– Нет. С Марьей Петровной мы оттачивали совместно каждое слово и фразу. Она могла бы мне предложить, предположим, здесь сделать тише, громче, поддержать ее, я ей советовал, что делать голосом. То есть у нас было такое обоюдное творческое общение. Аналогично с Лемешевым.

– Когда гениальный артист встретился с другим гениальным артистом, то начинается творческий союз?

– Дело в том, что и с Лемешевым, и с Максаковой я встретился тогда, когда они уже были сложившиеся исполнители. Как надо петь они уже научились, окончили консерваторию, прожили творческую жизнь, так что мы трудились над раскрытием образа того или иного произведения. Это и есть творческое общение.

– То есть идет взаимообогащение творческих личностей.

– Да, только так. Максакова была очень деликатным человеком. Как-то мы готовили цикл Шумана "Любовь и жизнь женщины", и у нее вокально не получалось, она недовольна была собой. Она сказала: "Я завтра еду к себе на дачу в Снегири, и подумаю, поработаю там одна, а потом мы встретимся и дальше продолжим". И я действительно чувствовал, что она преодолевала свои вокальные трудности, хотя это были скорее ее собственные ощущения. Да, недовольство собой, постоянное желание усовершенствоваться. Это общение давало обоюдную пользу. Я сейчас всегда могу, слушая других, исходить из тех обобщений, критериев, которые бывали у меня на пути.

– Давид Михайлович, вы стараетесь играть под голос певца?

– В искусстве концертмейстера многое зависит от его чуткости, возможности прислушиваться к тому, что делает исполнитель. Может быть, он делает не так, как вы понимаете или как хотят другие, но это его чисто личное, самобытное, и поэтому довлеть над исполнителем ни в коем случае нельзя, надо приспосабливаться, потому что он является центральным, главным лицом.

– В заключение я хотела задать вопрос может быть не новый, но очень интересный в данном случае в связи с вашим возрастом – в чем секрет вашего долголетия?

– Знаете, очень часто задают этот вопрос, и я отвечаю: я сам удивляюсь. В музыке, любви бесконечной, хотя я очень земной человек (жена Галина Павловна добавляет: человек, у которого есть правила: до сих пор в свои 95 лет он по утрам принимает душ, любит ходить пешком и поднимается по лестнице на восьмой этаж).

– Давид Михайлович, а вы когда-нибудь повышаете голос?

– Нет. Я просто сажусь за пианино и играю.

02.11.2004 10-29